— Господи, где все?! Отто, Маурицци, Макс! Кто-нибудь!! — он говорил по открытому каналу, но никто не откликался, только откуда-то донёсся сдавленный хрип.

— Я здесь! — проговорил Макс, прислушиваясь к ощущениям в том месте, куда попал лазер (вроде, всё было в порядке). — Координаты L4*R2.

— Хвала Всевышнему! — голос Джерри дрогнул от облегчения. — Я иду к тебе. Тут творится чёрт знает… — передача прервалась, и эфир заполнился громким треском, на фоне которого, словно вдалеке, раздавался тонкий пронзительный писк.

Неожиданно Макс почувствовал боль в правой руке. Повернув голову, парень увидел, как струи песка, словно побеги плотоядного растения, оплетают его кисть и предплечье, сжимая броню с такой силой, что она сминается, точно фольга. Миг — и песок уже больше напоминал огромного удава.

В страхе Макс дёрнулся, пытаясь вырваться из цепких объятий, но рука была точно вплавлена в камень. Песок заструился по плечу, вдавливая броню в плоть. Макс закричал, услышав хруст собственных костей. Всё происходило стремительно. В голове у парня помутилось от боли, но лишь на мгновение — среагировав на шок, сработала система обеспечения жизнедеятельности, и две иглы автоматически вкололи карателю транквилизаторы. Теперь Макс мог с ужасом наблюдать, как песок уничтожает его тело, смешивая с металлом брони. Невольно возникли ассоциации с обклеенным фольгой пластилином, который ребёнок решил смять в бесформенный комок.

Через несколько полных отчаяния секунд парень отключился.

***

Сознание вернулось к Максу, когда заработала аварийная система жизнеобеспечения, простимулировавшая мозг и обеспечившая ему приток кислорода. Из расположенных в шлеме ампул начали поступать транквилизаторы и питательные вещества. Благодаря им Макс мог продержаться около пяти часов, причём последние три ему предстояло провести в искусственной коме. И не факт, что он сумеет из неё выйти. Сейчас же парень видел перед собой небо, закрытое тонированным забралом. Голову он повернуть не мог, тела не чувствовал. Ощущение беспомощности вызвало всплеск адреналина и приступ паники. На такой случай существовали упражнения, позволявшие успокоиться, взять себя в руки, но Макс сейчас был не в состоянии проделать их. Уже хотя бы потому что сомневался, есть ли у него ещё руки. А подобные мысли не способствуют концентрации.

Коммутатор функционировал и переключал каналы согласно голосовым приказам Макса, но на всех частотах только трещали помехи.

Парня охватило ощущение полного одиночества. Оно даже победило панику. Макс почувствовал, как в уголке левого глаза созрела и скатилась по щеке слеза. Почему-то он был уверен, что все погибли, хотя и не знал, откуда взялась эта уверенность.

Макс больше не чувствовал страха. Всплеск гормонов прошёл, а его мозг, поддерживаемый химическими препаратами, работал для этого слишком медленно. Но он мог думать. И вспоминать.

В голове возникла картина песчаной бури и неведомой силы, больше всего похожей на призрак, уничтожившей одного за другим его товарищей. Почему выжил он сам, Макс не знал. Впрочем, он сомневался, что жив. На какой-то миг ему пришла мысль, что, возможно, он уже в ином мире, но потом её вытеснили другие. Парень подумал о том, что с ним теперь будет. Когда спасательные отряды обнаружат его? Успеют ли врачи подключить к нему реанимационные аппараты?

Время тянулось ужасно медленно. Компьютер скафандра по приказу Макса включил таймер обратного отсчёта, так что можно было видеть, сколько осталось до смерти. Или до спасения. Макс старался не смотреть на табло слишком часто, но глаза вновь и вновь обращались к крошечным меняющимся цифрам.

Через полтора часа Макс почувствовал, что соображает совсем плохо. К тому же, его начало клонить в сон. Он понимал, что это означает приближение комы.

В голову неожиданно пришла мысль о красоте. Макс вспомнил, что хотел найти в войне очарование, которое видел на страницах художественных книг. Где же оно? Обрёл он его? Если бы мимические мышцы ещё слушались Макса, он бы усмехнулся — так горько, как никогда в жизни: он рассчитывал найти в космосе новую жизнь, а нашёл смерть! И так быстро… Подобного поворота судьбы Макс никак не ожидал.

Глаза горели, слезились и слипались. Это было плохо. Мысли разбегались, как муравьи от огня, и Макс уже не мог ни на чём сосредоточиться. У него в голове мелькнуло: «Не помолиться ли?», но он не сумел бы вспомнить слова молитвы, даже если б знал их.

Небо неожиданно потемнело — словно на Макса легла чья-то тень. А может, это падало зрение, предвещая кому?

Парень напряг глаза и увидел сквозь забрало шлема приближающееся к нему женское лицо. Очень красивое. Слишком красивое, чтобы оказаться здесь и сейчас. Разумеется, это была галлюцинация. Что же ещё? Откуда бы взяться прекрасной женщине в этой пустыне?

Видение исчезло, и Макс закрыл глаза, покоряясь неизбежному. Но спустя пару секунд парень вдруг понял, что его поднимают и куда-то несут. Значит, его нашли, он спасён! Его вылечат, ведь современная медицина творит настоящие чудеса. Макс мысленно улыбнулся, не поднимая отяжелевших век. Теперь он был совсем спокоен.

Мария-Анетта Скворцева стояла в изножье больничной койки и пристально вглядывалась в жалкие останки человека.

Солдата. Карателя.

Больше всего он походил на бесформенный сгусток окровавленного мяса, погружённый в резервуар с антисептиком. Впрочем, именно этим он и являлся.

Мария-Анетта перевела взгляд на бригаду врачей и кивнула:

— Приступайте.

Заработали приборы. Высокие прозрачные помпы закачивали в сосуды кислород, из мириад капельниц сочились в кровь всевозможные препараты. Мигали индикаторы, сменялись ничего не значащие для не профессионала цифры. Один из хирургов взял в руки массивный лазерный резак, в корпусе которого матово блестели цилиндры аккумуляторов, две трети которых были запасными — на случай, если откажут активные источники питания. Из полированной головки вырвался тонкий белый луч, и по комнате распространился запах горелой плоти.

Мария-Анетта активировала обонятельные фильтры, вживлённые в слизистую оболочку носоглотки, и продолжала спокойно наблюдать за тем, как тело часть за частью отделяют от головы. Это напоминало демонтаж искорёженного взрывом космолёта.

Наконец, голову на несколько минут водрузили на специально подготовленную подставку, подключив к ней множество проводов, датчиков и катетеров. Теперь она казалась самостоятельным существом. Отделённая от изуродованного тела, она продолжала жить, но о том, что мозг ещё порождает импульсы, говорили лишь показания приборов — на превратившемся в бурую маску лице нельзя было разглядеть даже слабых проявлений жизни.

Тем временем в операционную ввезли на каталке мужское тело, до груди накрытое блестящей чёрной клеёнкой, плотно облегавшей плоть — словно обезглавленный труп облили нефтью. Оно предназначалось карателю: его голову должны были приживить к обрубку шеи, который сейчас закрывал сложный прибор, обеспечивавший циркуляцию крови. Он напоминал кофемолку, только утыканную кучей датчиков и переливающуюся разноцветными индикаторами.