Я перестал вести дневник трейдера, делать домашнюю работу, анализировать сделки, зато начал играть на опционных рынках, как подвыпивший посетитель бара играет в дартс. Я просто обезумел и ударился в сверхкраткосрочную торговлю «с ходу». Это принесло брокеру кучу комиссионных, но кривая моего капитала неуклонно шла вниз. В начале осени я превысил лимит по убытку и прекратил игру. К тому времени мое помешательство пошло на убыль.

Думаю, годовой отдых от торговли акциями – это минимум, что нужно сделать. Как ни удивительно, но безумие коснулось лишь торговли акциями, а с фьючерсами я работал абсолютно трезво. Я не веду краткосрочной торговли ими, держу позиции длительное время и возобновляю их при истечении. У меня имелось несколько фьючерсных позиций на золото и евро. Они служили спасательным кругом, который не позволял моим результатам стать катастрофическими. Я решил хотя бы на год отойти от торговли на рынке акций, особенно краткосрочной. Однако я не бросил исследование рынка, а также не отказался от подписки на рыночные издания и информационные услуги.

В 1986 г. я занимался статистическими исследованиями в Алабамском университете и начал интересоваться финансовыми рынками. У меня тогда были два приятеля, работавшие в фирме Drexel Burnham (крупная брокерская фирма, которая прекратила существование после финансовых скандалов 1980‑х гг.), и они предложили мне пройти у них курс обучения.

Я быстро понял, что работа брокером – наихудший способ обучения трейдингу, поскольку там все замкнуто на продажи. Приятель определил меня в бэк-офис, где я мог отслеживать поток приказов. Я чувствовал, что там не все в порядке с точки зрения этики – мы занимались опережающей торговлей, правда, тогда я еще не знал этого термина. Мы исполняли собственные приказы раньше приказов по дискреционным счетам и уводили часть прибыли на фиктивные счета. Я сбежал оттуда, совершил несколько удачных сделок, а 5 октября 1987 г. по чистой случайности полностью ликвидировал свои позиции и вернулся из Лос-Анджелеса в Алабаму. 19 октября рынок рухнул, все полетело в тартарары, и когда я понял, чего избежал, у меня колени задрожали. После этого я не осмеливался торговать до 1991 г. На пару с приятелем мы вложили деньги в бизнес, приносивший скромный доход.

В 1991 г. я начал осторожно торговать, в 1994 г. стал действовать активнее, а в 1995–1998 гг., когда рынок сильно шел вверх, уже делал деньги. Чем больше я читал литературу и вникал в экономическую науку, тем яснее понимал, что надувается пузырь, который долго не протянет. Скорость сгорания денег в интернет-фирмах была безумным показателем, который не мог служить для меня основанием для покупки. Мне было непонятно, как компании, которые не зарабатывали ни гроша, могли стоить больше промышленных гигантов. В 1998 г. я попробовал продавать в короткую, т. е. играть против восходящего тренда, и чуть не прогорел, но признание убытков, пока они еще были небольшими, позволило мне удержаться на плаву. Иногда мне удавалось поймать движение вниз и немного заработать на нем, но в основном я сидел в стороне от рынка.

В 2000 г. дела у меня начали выправляться, и я получал прибыль вплоть до конца 2002 г. Единственный способ остаться в биржевой игре – не доводить сделки до крупных убытков. Я опираюсь на два столпа. Первый – никому не дано знать будущее, а потому я крайне скептически отношусь к любому инструменту. Технические и фундаментальные показатели дают нам уверенность или убеждают сделать ход, но он может и не сработать, и мы должны быть готовы уйти с дороги. В конечном счете рынок зависит от настроения толпы, а кто может предсказать его? Второй – подавляющую часть времени большинство участников рынка ошибаются. Теория о том, что рынок знает и учитывает все, – это ерунда. Деньги можно сделать только тогда, когда ты идешь впереди рынка. Если бы рынок всегда был эффективным, мы никогда бы на нем не заработали. Если бы он всегда был прав, то разве стоила бы Amazon $300, а MSTR (Micro Strategy) выросла бы с $16 до $333, а потом упала бы до 42 центов?

Я не питаю никаких иллюзий насчет фондового рынка – это игра для дураков. Текущие значения [в 2004 г.] неустойчивые. Тот, кто верит, что сможет накопить к пенсии на вложениях по принципу «Купи и держи», глубоко ошибается. Пенсионное законодательство направляет на рынки непрерывный поток средств, цены растут, но деньги обесцениваются. Поэтому я распрощался с американским долларом и перебрался в Европу. Статус американского доллара как резервной валюты дает экономике преимущество, но оно неустойчивое, и раньше или позже земля уйдет из-под ног. Это может случиться через неделю, через год или больше. Необеспеченные фондами пенсионные обязательства обернутся катастрофой. Рынок акций медленно колеблется между верхним и нижним уровнями, и сегодня мы еще наверху. В 1974 г. отношение «цена/прибыль» упало ниже 10, дивидендная доходность поднялась до 4–5 %. Возврат к среднему говорит о том, что в обозримой перспективе тренд будет нисходящим. Более высокие значения, конечно, появятся, но их увидят лишь следующие поколения, а сейчас не время вкладывать деньги в акции.

Лично меня гораздо больше стали интересовать товарные рынки. Это более благоприятное поле для игры, поскольку там есть нечто осязаемое. Пшеница никогда не упадет до нуля и не взлетит до тысячи, у нее есть естественный диапазон колебаний, в котором можно торговать, если не злоупотреблять заемными средствами. Особенность биржевых товаров, таких как золото, валюты и сырая нефть, в том, что на них влияют крупные глобальные тренды, правда, не в течение дня, а в течение нескольких месяцев. Товарные рынки более прозрачны в долгосрочной перспективе – просто открывайте долгосрочные позиции и не переусердствуйте с заимствованиями. Мои лучшие за последние годы сделки были с евро и золотом, поскольку ФРС без устали накачивает ликвидность в финансовую систему, словно у нас нечто вроде Веймарской республики.

Вот так я попал на рынки – волей случая – и это здорово! Попробовав чрезвычайно напряженную поминутную торговлю, я понял, что это занятие для здоровяка не старше 30, у которого есть наставник. Сейчас я хочу тратить 90 % времени на обдумывание и анализ, а оставшиеся 10 % – на сидение перед монитором.