— Все прошло не совсем так, как я ожидал, — признался Гамаш.

Оливье коротко рассмеялся.

— Она порядочная стерва, наша Иоланда. Она хотя бы не ударилась в истерический плач?

— Да вроде бы нет.

— Удивительно. Я готов был держать пари, что при наличии подходящей аудитории, да еще в лице полицейского инспектора, она постарается выжать максимум из своей роли единственной оставшейся в живых наследницы. Она всегда ценила имидж превыше реальности. Я даже не уверен, что она еще понимает, в чем заключается реальность, поскольку так занята созданием собственного имиджа.

— Какого именно имиджа?

— Успешной леди. Ей нужно, чтобы в ней видели счастливую и успешную жену и мать.

— А разве это не нужно всем нам?

При этих словах Оливье бросил на него игривый взгляд гомосексуалиста. Гамаш поймал его и сообразил, что он только что сказал. Он приподнял бровь, словно возвращая Оливье его взгляд, и тот снова рассмеялся.

— Я имел в виду, — в свою очередь улыбнулся и Гамаш, — что у всех у нас есть общественный имидж, который мы носим на людях.

Оливье кивнул. Это было правдой. «Причем особенно справедливо это было в сообществе гомосексуалистов, — подумал он, — где ты должен быть забавным, умным, циничным и обязательно привлекательным». Как тягостно ему было все время выглядеть утомленным и пресыщенным! Это как раз и стало одной из причин того, что он сбежал из города в деревню. Он чувствовал, что в Трех Соснах ему представится возможность быть самим собой. На что он не рассчитывал, так это на то, что понадобится столько времени, чтобы наконец выяснить, что же он собой представляет.

— Это правда. Но мне кажется, в случае с Иоландой все намного сложнее. Она похожа на декорации к голливудским фильмам. Роскошный фальшивый фасад, а позади пустота и уродство. Ограниченная и пустая особа.

— Какие у нее были отношения с мисс Нил?

— Они, похоже, были очень близки, когда Иоланда была маленькой, но потом что-то произошло. Между ними словно кошка пробежала. Хотя я понятия не имею, что именно там стряслось. Должно быть, нечто очень серьезное, потому как Иоланда на стенку лезет, когда ее спрашивают об этом. Джейн наотрез отказывалась встречаться с Иоландой.

— В самом деле? Почему?

— Не имею ни малейшего представления. Может быть, Клара знает. Вам могла бы многое рассказать на этот счет Тиммер Хедли, но ведь она умерла.

Ага, опять то же самое. Смерть Тиммер, незадолго до гибели Джейн.

— Тем не менее, Иоланда Фонтейн, похоже, уверена в том, что мисс Нил оставила все ей.

— Очень может быть. Кое-кто до сих пор считает, что родная кровь — не вода, и все такое прочее.

— Ей просто-таки не терпится попасть в дом мисс Нил раньше нас. Почему, как вы думаете?

Оливье задумался.

— Не могу сказать ничего определенного. Не думаю, что кто-нибудь другой сможет ответить на этот вопрос, поскольку никто и никогда не бывал у Джейн дома.

— Прошу прощения? — Гамаш решил, что ослышался.

— Знаете, это звучит странно, но я настолько привык к этому, что мне и в голову не пришло упомянуть о таком ее чудачестве. Да. Пожалуй, это можно считать единственной странностью Джейн. Она пускала нас только в прихожую и на кухню. Но никогда и никого не приглашала в дом.

— Может быть, Клара…

— И Клару тоже. И Тиммер. Никого.

Гамаш сделал мысленную зарубку в первую очередь заняться этим вопросом сразу же после обеда. Они вернулись обратно в деревушку вовремя, до назначенного срока оставалось еще несколько минут. Гамаш снова уселся на скамейку на деревенском выгоне и принялся наблюдать, как в Трех Соснах течет повседневная жизнь, покой которой был нарушен смертью. На несколько минут к нему присоединился Бен, но потом он потащил Дэйзи домой. Прежде чем вернуться в бистро на обед, Гамаш еще раз перебрал в памяти все, что ему довелось услышать, и задумался над тем, кому могло понадобиться убивать самое доброту.

Бювуар установил большущий стенд с листами бумаги и маркерами «Мэджик маркер». Гамаш уселся рядом с ним в отдельной задней комнате бистро Оливье и бросил взгляд сквозь застекленную створчатую дверь. Ему были видны столы с нераскрытыми зонтиками над ними, позади текла река. Белла-Белла. Вполне подходящее название.

Комнату заполонили голодные и замерзшие офицеры Службы общественной безопасности. Гамаш обратил внимание, что агент Николь села в стороне от всех и мельком подивился тому, что она предпочла отгородиться от остальных. Бювуар докладывал первым и одновременно жевал сэндвич с ветчиной. Сэндвич впечатлял размерами: толстый ломоть ветчины, вырезанный из огромного жареного куска мяса, с медовой горчицей и ломтями подсохшего сыра, плюс только что испеченная булочка.

— Мы тщательно прочесали место преступления и обнаружили, — Бювуар сверился с блокнотом, запачкав страницу горчицей, — три старые бутылки из-под пива.

Гамаш приподнял бровь.

— И все?

— И еще пятнадцать миллионов листьев. Рана выглядит так.

Красным маркером Бювуар нарисовал круг. Офицеры наблюдали за ним, не проявляя ни малейшего интереса. Но тут Бювуар поднял руку и пририсовал четыре линии, исходящие из круга, подобно розе ветров на компасе. Кое-кто из полицейских перестал жевать и опустил бутерброд. Им явно стало интересно. Рисунок походил на грубую карту деревушки Три Сосны. Рассматривая жутковатое изображение, Гамаш задал себе вопрос, а не сделал ли убийца это намеренно.

— Может стрела оставить такую рану? — спросил Бювуар. Похоже, никто не знал, что ему ответить.

«Если подобную рану оставила стрела, — думал Гамаш, то где же она? Она должна была остаться в теле». Перед мысленным взором старшего инспектора вдруг возник собор Нотр-Дам де Бон Секур, в который они иногда ходили вместе с Рене-Мари. Стены его были сплошь покрыты фресками с изображениями святых, пребывающих на разных стадиях мучений и экстаза. И один из этих образов пришел ему сейчас на память. Святой Себастьян, корчащийся, падающий, тело все утыкано стрелами, каждая из которых торчит подобно жертвенному обвиняющему персту. Точно также и из тела Джейн Нил должна была торчать стрела и указывать на того, кто совершил это преступление. А вот выходного отверстия быть не должно. Но оно было. Еще одна загадка.

— Давайте пока оставим это и пойдем дальше. Следующий отчет.

Обед шел своим чередом. Офицеры сидели полукругом возле стенда, слушали и высказывали свои мысли. Сама атмосфера способствовала обмену мнениями. Старший инспектор свято верил в дух сотрудничества, а не соперничества, который царил в его бригаде. Но при этом он понимал, что среди руководящих работников Службы общественной безопасности пребывает в меньшинстве. Он считал, что хороший лидер обязан быть и хорошим последователем. И он требовал от членов своей бригады с уважением относиться друг к другу, уметь выслушивать чужое мнение и поддерживать друг друга. Не всем это нравилось. Конкуренция и соперничество в полиции были очень сильны, и по служебной лестнице продвигались те, кто добивался нужных результатов. Почти раскрыть убийство или раскрыть его вторым было недостаточно. Гамаш знал о том, что иногда награды и посты в Сюртэ, Службе общественной безопасности, получают случайные люди, поэтому сам награждал своих людей. У него в отделе была почти стопроцентная раскрываемость, при этом он знал, что никогда не получит повышения ни в звании, ни в должности, которую он занимал вот уже двенадцать лет. Но он считал себя счастливым человеком.