Он чуть приглушил звук. Но не прекратил его.

Звук был единственным, что принадлежало ему в этом помещении.

ЛО. Настоящая фамилия Шварца не Шварц. Нам неизвестно его подлинное имя. Я требую для него лишения свободы в связи с нанесением им тяжких телесных повреждений, во избежание возможного противодействия следствию с его стороны или попытки скрыться.

КБ. В действиях Шварца не было осознанного намерения нанести тяжкие телесные повреждения. Кроме того, он страдает тяжелейшей формой клаустрофобии. Решение о заключении его в тюрьму, таким образом, было бы крайне негуманным.

Когда судья вынес решение о заключении Джона под стражу по подозрению в нанесении тяжких телесных повреждений, тот замолк, опустился, скрючившись, на пол, зажал руками уши, словно не желал ничего слышать. Председательствующий смущенно провел рукой по рыжим волосам и снова попросил его подняться.

Охранники крепко схватили Джона под руки и потянули вверх, чтобы он выпрямился. Снова наручники. Джон трясся всем телом, когда его выводили из зала заседаний № 10 и вели вниз по каменной лестнице.

Звуки снова отдавались эхом, седовласый, казалось, почти выбился из сил, он шел рядом с Джоном и говорил то тихо, то повышая голос:

— Это ты, со своей адвокатшей, что ли, придумал такую игру? Тебе придется посидеть подольше. Пока не выяснится, кто ты такой. И не узнают твое имя.

Джон посмотрел на охранника, покачал головой. Ему было все равно.

Он ничего не хотел слышать и говорить.

Но седой полицейский не унимался, он сделал пару шагов вперед и встал лицом к Джону Шварцу на самой нижней ступеньке, теперь они были одного роста, их дыхание смешивалось.

Охранник развел руками.

— Так ты не понимаешь? Крунубергская тюрьма полным-полна таких вот придурочных иностранцев, у которых нет никаких документов. И они там сидят бесконечно. Почему бы тебе не сказать, кто ты такой на самом деле? И дело бы сдвинулось с места. Они все равно своего дождутся. Это займет столько времени, сколько потребуется. Тебе же первому это невыгодно: придется дольше сидеть за решеткой, отгороженному от всех близких.

Тюремная одежда натирала кожу, худой мужчина, которого только что взяли под стражу на очевидных основаниях, устал, он посмотрел на седого охранника и проговорил слабым голосом:

— Вы не понимаете.

Он беспокойно, точно пробуя на ощупь, постучал ботинком по твердой каменной ступеньке.

— Меня зовут…

Он откашлялся и продолжил громче:

— Меня и зовут Джон Шварц.

Было начало четвертого, когда Йенс Клёвье разослал по факсу несколько документов, касающихся мужчины тридцати пяти лет, называвшего себя Джоном Шварцем, для которого только что потребовали лишения свободы и назначили предварительное тюремное заключение. Клёвье сконцентрировался пока на тех странах, где английский был государственным языком, Хермансон уверенно подтвердила, что у подозреваемого был явный акцент, по которому легко определялся его родной язык.

Пару минут спустя в бюро Интерпола по всему миру самые разные руки вынули из факсов запрос шведских коллег.

Кто-то вздохнул и отложил документы в сторону, кто-то решил провести поиски позже днем, а кто-то начал немедленно искать в базах данных, открывшихся на экране.

Марк Брок в вашингтонском Интерполе был одним из этих последних. Перед ним на столе стояла полупустая чашка кафе-латте — каждое утро он покупал кофе в бумажной кружке с пластиковой крышкой в «Старбаксе» на Пенсильвания-авеню, он медленно пил его, не особенно вчитываясь в только что полученный факс.

Запрос означал работу и сидение перед компьютером, а Брок устал. Такое уж выдалось утро.

Он посмотрел в окно.

Одиннадцатое января, все еще холодно, но до весны уже недалеко. Марк Брок зевнул.

Факс по-прежнему лежал сверху на кипе документов. Он придвинул его к себе. Запрос из Швеции.

Брок знал, где это. Северная Европа. Он даже бывал в Стокгольме, и был тогда молод и влюблен, та женщина была красавица.

Суть дела была изложена на хорошем английском языке. Человек явно не шведского происхождения помещен в тюрьму предварительного заключения за нанесение тяжких телесных повреждений. Некто, называющий себя Шварц, расхаживал с фальшивым паспортом, а теперь отказывается сообщить свое истинное имя.

Марк Брок внимательно рассмотрел фотографию — бледный мужчина с застывшей улыбкой и тревожным взглядом.

Возможно, он видел это лицо прежде.

Брок включил компьютер, открыл нужную базу данных, ввел информацию, которую прислали из шведской полиции вместе с просьбой об оперативной помощи — фотография, известные персональные данные, отпечатки пальцев.

Потребовалось не так уж много времени, он всегда действовал быстро, даже когда уставал.

Брок допил кофе, снова зевнул и не сразу понял, что, собственно, он увидел.

Он покачал головой.

Ерунда какая.

Он сидел не шевелясь и смотрел на монитор, пока изображение не начало расплываться перед глазами. Потом Брок встал, прошелся по комнате, снова сел и решил повторить весь поиск заново. Он вышел из системы, отключил компьютер, подождал несколько секунд, затем снова включил, открыл ту же базу данных и еще раз начал поиск по тем же параметрам, описывавшим мужчину, которому всего час назад назначена мера пресечения в виде заключения под стражу в городе на севере Европы и который называет себя Джоном Шварцем.

Брок ждал, уставившись взглядом в крышку письменного стола, потом медленно перевел взгляд на экран.

Тот же ответ.

Марк Блок похолодел.

Неправда… Потому что это просто не могло быть правдой.

Человек на фотографии, тот, кого, ему показалось, он прежде видел, был мертв.

Эверт Гренс был уверен, что сам видел это. Он ждал этого двадцать пять лет. И плевать ему, что такое якобы невозможно. Анни видела корабль, и она махнула, несколько раз, рука качнулась вперед и назад. Это было сознательное действие. Гренс, как никто, знал каждый ее жест, каждое выражение лица, какое она была способна принять, знал, как может знать только тот, кто много лет прожил с ней рядом.

Это был один из прогулочных теплоходов, что ходит по Стокгольмскому архипелагу. Они там все одинаковые. Гренс отпихнул донесение о Шварце на угол письменного стола, положил перед собой пустой блокнот и позвонил в Ваксхольмское пароходство, обслуживающее все маршруты по стокгольмским шхерам. Громко выругался, услышав электронный голос, предложивший ему набрать добавочный номер, а потом еще один. «Я хочу поговорить с живым человеком!» — крикнул он в трубку и отшвырнул телефон. И остался сидеть с пустым блокнотом и лежащей перед ним трубкой. Чуть погодя он повернулся к кассетному магнитофону и поставил один из трех альбомов Сив Малмквист. Он прокрутил до «Песенки про Йона Андреаса», 1968, она отличалась от других и очень ему нравилась. Он прослушал ее от начала до конца — время звучания 4 минуты 15 секунд, — немного успокоился, промотал обратно, сделал тише звук и включил еще раз, а сам тем временем снова взял трубку. Тот же проклятый электронный голос, он нажимал туда и сюда, ждал там, где полагалось, и наконец услышал в ответ нормальный человеческий голос.