Неожиданно пришло письмо от Жоры. «Вряд ли мы сможем дружить как раньше, – писал он, – и я пойму, если ты не подашь мне руки при встрече. Но и ты поступил не по-мужски. Как ты мог уехать, зная, что Кэт беременна? Она мне все честно рассказала, и я готов заботиться о ней и нашем ребенке. Да – теперь он наш, а не твой. И я очень прошу тебя никогда эту тему не поднимать. Об этом знаем мы трое. Пусть все так и останется…» Пьер дочитал письмо и задумался. Что теперь делать? Звонить, объяснять всем, что он даже не догадывался о ребенке? Расстроить свадьбу? Приехать он все равно не сможет, а Кэт сейчас нужна поддержка… Пусть все идет, как идет. И письмо отправилось в камин на веранде.

Моторыгин неожиданно сам объявился на стройке. Позвонил накануне вечером, пообщался с Егорычем.

– Завтра буду у вас на объекте с представителем из Москвы. Чтоб как стеклышко! И срач приберите – мы не раньше обеда будем.

Понятно было, что Bluebird советника через «гóвна», как выразился Егорыч, не проедет. Как на грех заболел бульдозерист – ну не отсыпать же дорогу лопатами! Пьер трижды переводил на испанский «уроки» представителя Трактороэкспорта для местных. Все, вроде, было несложно.

– Дмитрий Егорович, давайте я попробую, – предложил он.

– Давай, – махнул рукой Егорыч.

Пьер снял чистую рубашку, достал из багажника резиновые сапоги, в которых мыл машину, и полез в кабину Т-130. Включил массу, вспомнил «уроки» : педаль газа работает наоборот, глушить только на «нейтрале»… Была-не была – завел двигатель, включил передачу и тронулся к «гóвнам». Управлялся бульдозер, действительно, легко – центральный рычаг управлял торсионами, и огромная махина моментально реагировала. Могла даже разворачиваться на месте. Сложнее было управлять отвалом – эту науку Пьер так и не успел освоить. В конце концов, провозившись часа полтора, он сумел выровнять дорогу, пятясь назад и скребя глину опущенным вниз ножом. Практически сразу появился Bluebird. Первым вылез Моторыгин, обежал машину, открыл дверцу начальнику из Москвы. Гости хотели побродить по площадке, но, потоптавшись, решили не пачкать обувь и пригласили всех собраться под навесом. Пьер подошел последним и встал чуть поодаль. Московский гость рассказывал о политике нового генсека Горбачева. Он не говорил ничего, кроме того, что можно было прочитать в газетах, но, надо отдать должное, преподносил он информацию таким доверительным тоном, иногда переходя на шепот, что казалось, сообщаются самые секретные сведения. Внезапно гость замолчал и, показав глазами на Пьера, спросил:

– А что этот туземец так внимательно слушает? По-русски, что ли понимает?

Все посмотрели на Пьера и дружно заржали. Действительно, загорелый, с отросшей бородкой, перемазанный глиной и маслом, он походил на никарагуанского рабочего.

Когда начали прощаться, Моторыгин отвел Пьера в сторону и быстро бросил:

– Завтра поедешь.

На вопросительный взгляд Пьера ответил:

– Туда везти ничего не надо. Карл знает… Ну, можешь Егорычу денег поменять.

* * *

Уже больше часа Пьер сидел в кафе Las Mercedes. Он уже успел съесть огненный карне-кон-чили, выпить три бокала пива, а Карл все не возвращался. Увидев Пьера, он ничего не стал спрашивать, усадил его за столик и велел никуда не уходить. Сам же уехал куда-то на стареньком «жуке». На территории порта стоял советский сухогруз «Новомосковск». «Хорошо бы сейчас к каптерщику наведаться, – подумал Пьер, – селедки прикупить, хлеба черного…» Неожиданно кто-то из-за спины закрыл ему ладонями глаза. Он повернул голову – Мели!

– Может, вам будет удобнее беседовать внутри? – спросил стоящий рядом Карл.

Пьер помотал головой:

– Все в порядке – мы здесь поговорим.

Разговор «по делу» не получался. Мели спрашивала про ленинградские новости, выставки в Эрмитаже и Русском. Пьер отвечал сначала неохотно, но потом и сам «поплыл по волне своей памяти». Стало казаться, что не было никакого Моторыгина с его угрозами, не было той страшной ночи… Видно было, что и Мели необходим этот разговор, чтобы не думать о чем-то неприятном.

В кафе зашли советские моряки с сухогруза: барсетки, белые кепки, естественно – трое (в город отпускали, только разбив на тройки и назначив старшего). Сели, заказали пива. Услышав русскую речь, пошептались, и один из них подошел со своей кружкой:

– Ребята, вы советские?

– Белоэмигранты, – отрезал Пьер.

Больше им никто не мешал.

– Мели, – вдруг остановил он поток воспоминаний, – я знаю про Райнхарда…

– Пройдемся? – перебила она его.

Пьер не стал возражать.

– Пьерушка, милый, – начала она, – я ведь не Мата Хари какая-нибудь. Я сама в шоке от той ситуации, в которую мы попали. Пока боюсь тебе все рассказывать, но пожалуйста, делай все, как говорит Хуан. По-моему, это самый безопасный вариант…

Они шли по центральной улице, ведущей к воротам порта. Уже началась жара, почти все лавки были закрыты. Немногочисленные торговцы с интересом вскидывали головы, услышав иностранную речь.

– Здесь я живу, – сказала Мели, когда они остановились у одного из немногих домов, не занятых магазинами или кафе, – зайдем?

Она взяла его за руку. «Господи, – подумал Пьер, – я ведь от всех этих шпионских страстей даже ни разу не посмотрел на нее, как на женщину». А ведь перед ним стояла его девушка, красивая девушка. Ему всегда нравилось сочетание ее русых волос и восточных темных глаз, которое, наверное, встречается только у южных славян. И смотрели эти глаза на него покорно и доверчиво, а не с оценивающей усмешкой, как глаза Кэт.

Кондиционера в доме не было, поэтому периодически они разжимали объятия и с хохотом бежали под прохладный душ. Там, под струями воды, опять начинали ласкать друг друга, стараясь забыть обо всем, что произошло с ними за последние недели.

К Манагуа подъезжал уже в темноте. «Получается, – думал Пьер, – когда мы встречались с Райнхардом, Мели уже работала на Эчаварийю. А если бы я согласился? Про меня бы тоже в газете написали?» Связник, работающий под прикрытием швейцарской миссии Красного Креста, сам вышел на Мели, когда стало известно о смерти ее шефа. Пора было передавать ксерокопии привязки трубопроводов к местности – дальше тянуть было нельзя.

* * *

В этот раз хозяин сувенирной лавки на рынке Уэмбес, увидев Пьера, пригласил его в подсобное помещение. На маленьком столике стоял телефон. Хозяин набрал номер, сказал: «Магазин». Протянул трубку Пьеру и вышел.

Пьер приготовился говорить с Эчаварийей, но услышал женский голос:

– То, что вам сейчас отдадут, отнесите на работу, сделайте ксерокопии и уже копии передайте известному вам человеку. Оригиналы оставьте в вашем рабочем столе.

Раздались короткие гудки. Продавец ждал его снаружи с сумкой из воловьей кожи с тисненой надписью Nicaragua.