– Иди! – крикнула Алария. – Иди, а не то я еще тебе врежу!

Подчиниться было трудно, не подчиниться – невозможно. Алария была выше и сильнее меня, и ее никто не избивал. Она удерживала меня за одежду и тянула вверх так, что получалось идти только на цыпочках. Уже на полпути к Двалии и остальным, с трудом удерживая равновесие, я поняла, что в плече пульсирует тупая алая боль и рука снова слушается меня. Ну хоть что-то…

У колонн Двалия выстраивала своих утят на собственный вкус.

– Я пойду первой, – объявила она, как будто кто-то другой мог вести нас. – Виндлайер возьмет меня за руку, а другую руку даст Керфу.

Она тепло улыбнулась калсидийцу, который согласно кивал, и я поняла: эти двое важнее всего для нее. Чтобы выжить, ей надо, чтобы колдун и солдат из Калсиды прибыли с ней.

– Потом девчонка. Керф, держи ее крепко. Только не за руку: помни, она кусается. Держи ее за шею сзади. Вот так. Алария, ты пойдешь последней. Возьми ее за руку повыше, у плеча, и держи изо всех сил.

Алария была рада исполнить этот приказ, и мне оставалось лишь слабое утешение, что это будет мое неповрежденное плечо. Керф вцепился мне в шею, в нем не осталось и следа доброты, которую он выказывал ко мне прежде. Калсидиец снова сделался марионеткой Виндлайера.

– Погодите! А я? Я пойду последней? – возмущенно спросила Реппин.

Двалия холодно посмотрела на нее:

– Ты не пойдешь последней. Ты не нужна. Ты не пошла за дровами. Сама решила быть бесполезной. Алария, сходи принеси ту шубу. Возможно, удастся выручить за нее денег в Калсиде. И мешок Реппин прихвати.

Глаза на бледном лице Реппин сделались огромными. Алария выпустила меня и побежала выполнять поручение. Калсидиец цепко держал меня. Алария спешила. Она что, пытается доказать свою полезность? В мгновение ока та вернулась с мешком Реппин на спине и моей некогда белой шубой, перекинутой через руку. И схватила меня за плечо, вонзив ногти.

– Вы не можете меня тут бросить! Мне нужен мой мешок! Не бросайте меня!

В свете костра лицо Реппин казалось мертвым. Прокушенную руку она прижимала к груди. Здоровой попыталась схватить Аларию за запястье. Та отвернулась от нее и прижала к сердцу мою шубу свободной рукой, так чтобы Реппин ее не достала. Хватка Аларии на моем плече сделалась сильнее. Интересно, отчего? Может, она пытается ожесточить свое сердце, прежде чем бросить Реппин, а может, испытывает облегчение? Возможно, просто радуется, что это не ее здесь бросят. Теперь я поняла, как Двалия удерживает их в своей власти. Когда она жестоко обращается с кем-то из своих людей, другие радуются, что могут ненадолго перевести дух. Небелы не знают преданности, только страх перед Двалией и надежду на ее подачки.

– Пожалуйста! – завопила Реппин в ночи.

Виндлайер тихонько пискнул. Он отвлекся на миг, и хватка Керфа на моем затылке ослабла.

– Она бесполезна! – прорычала Двалия. – Она умирает, она ноет, на нее приходится тратить то немногое, что у нас осталось. Не сомневайся в моих решениях, Виндлайер. Вспомни, что случилось в прошлый раз, когда ты меня ослушался. Сколько погибших, и все по твоей вине! Слушай меня и держи крепко, иначе я и тебя здесь оставлю!

Я вдруг осознала опасность:

– Нельзя этого делать! Лучше пойдем по дороге, должна же она куда-то вести. Стоячие камни опасны! Мы можем вообще никогда не выйти оттуда или потерять разум, как Керф!

Никто не услышал моих предостережений, как я ни кричала. Двалия прижала руку в перчатке к резной поверхности камня. Ее втянуло в камень медленно, как кусок имбиря тонет в теплом меде. В свете брошенного костра было видно, как она погрузилась в камень. Виндлайер последовал за ней, задыхаясь от ужаса. Он смотрел, как его пальцы, запястье, локоть уходят в камень, и хныкал.

– Мы плывем с мертвецами! – выкрикнул Керф. На лице его застыла безумная усмешка. – В разрушенный дворец мертвого герцога!

Мне показалось, что калсидиец вошел в колонну медленнее, чем Виндлайер, словно камень отторгал его. Я упиралась, но рука Керфа по-прежнему крепко держала меня за шею, даже когда все остальное уже погрузилось в камень. Я посмотрела наверх, когда он подтаскивал меня к колонне, и дыхание у меня перехватило от ужаса. Дополнительная отметка на камне была не так уж нова. Она была прорезана не так глубоко, как изначальные руны, но смысл ее не оставлял сомнений. Кто-то нарочно провел глубокую царапину поперек руны, словно чтобы предостеречь любого, кто решил воспользоваться этим проходом.

– Папа! – закричала я. Крик одинокого ребенка, который никто не услышит. – Папа, помоги мне!

В следующий миг моя щека коснулась камня, и меня затянуло в смоляную тьму.

Моя мать так иногда делала. Когда хотела перенести меня.

Подернутое дымкой воспоминание: логово, мать несет меня, держа за шкирку. Мысль была не моя, зато она первой пришла ко мне. Кто-то цепко держал меня на шиворот, сжимая волосы, кожу и воротник рубашки. Воротник – вот что душило меня! Меня вытащили из трясины, и кто-то закричал:

– Здесь нет места! Брось ее! Места нет!

Чернота была непроницаемой. Прикосновение воздуха к лицу. В панике я вцепилась одной рукой в чью-то рубашку и заползла на Керфа. Он лежал на боку. Я приподняла голову и ударилась обо что-то. Кто-то цеплялся за мою руку и пытался заползти следом, и это было еще хуже. Калсидиец подо мной перевернулся на спину. Я скатилась с него и оказалась зажата между ним и стеной. Машинально попыталась оттолкнуть его, чтобы освободить побольше места. Но он был тяжелый, мне не удалось его сдвинуть, а потом вдобавок Алария ахнула и, повизгивая, вскарабкалась на него, на мое прежнее место.