короче. Что может, то может. Изощренность, граничащая с извращенностью.

Мысли-тараканы: она — ТАК, потому что — Я? Или просто богатый прошлый опыт?

Дай ответ! Не дает ответа…

Тем, собственно, и держала — постелью. С первой ночи до последней.

Насчет первой ночи — после, поутру он и настоял: оставайся… навсегда. Худо и невыносимо было — здесь, одному, навсегда. Заодно проверка! Согласится — девочка меркантильная, затащившая Токмарева в койку, зная, что он — Токмарев. Не согласится — блядь дешевая, готовая переспать с каждым поддатым-брутальным… а потом: извиняй, муж (жених, папа-мама) ждет!

Проверка — она всем проверка. И Артему — тоже. Он недоварил головенкой — что лучше, что хуже? И параллельные ли то прямые? или где-то пересекаются? и где?!

Определенно знала «ничо девочка» из винно-водочного: он — Токмарев (приходил к промежуточному выводу Артем). Пресловутые пол-ящика водки (которой все равно не хватило) буквально выцарапывались из ОРСа — приказ-наряд, согласования по телефону: да вы что! по телефону такие вопросы не решаются! а где свидетельство о смерти? в стране всенародная борьба с зеленым змием, вы в курсе?! Учитывая, что некая Зинаида Васильевна занимала в ОРСе не последнюю должность (не первую, но не последнюю…), сомнительно, чтобы ее дочь была в неведении, какой-такой хмырь стучится за добавкой. Приветила, вышибал грузчиков не кликнула, опоила, воспользовалась временной слабостью…

С другой стороны, легче было бы Артему, если Наталья ни сном ни духом, что он — Токмарев?! Получается, «ничо девочка» способна отдаться любому магазинному клиенту, только пальцем помани (ну не пальцем…) — и… так изощренно, почти извращенно!

Это насчет первой ночи. Касаемо же ночи последней… Она… уже была? Или… вот она? здесь? в однокомнатной тещиной квартире на Новой Земле?

Сопутствующий беседе полупорнографический Тинто Брасс в полупортативном «Sony» — ни при чем.

Хотя…

Да нет. Ни при чем.

Но — при всем при том…

Зависимость бывает наркотическая, алкогольная, никотинная, всякая… Сексуальная — в том числе.

Другой бы убил! Ну, по доброте душевной — покалечил. А он сиднем сидел на кухне, слушал исповедь жены, краем уха цепляя спорадический астматический кашель Зинаиды Васильевны, настороженное сонное ворчание Архара с коридорного коврика, ночные потусторонние звуки, долетающие до последнего, девятого, этажа… и чувствовал себя н-не в своей тарелке, и чувствовал: не будь за стенкой стоически бодрствующей и, разумеется, прислушивающейся тещи, он бы прямо здесь и сейчас… Муж он или не муж?!

Муж, подтверждала жена, кладя свою ладонь поверх его («Боже, до чего я устала, Тема, до чего я вымоталась, если бы ты знал!»), и невидимая сладковатая судорога пронизывала Токмарева от пальцев до паха.

Артем умел говорить с мужчинами — с друзьями и с врагами (с врагами особенно убедительно, богатый жизненный опыт!). Но с женщинами так и не научился. Кто они — друзья? враги? Наталья, в частности.

Было бы проще, закати она мужу типично бабье, — со злыми слезами, с надрывными обвинениями, с алогичными претензиями, с угрозой вызвать милицию… Тогда — парочка отрезвляющих оплеух, чтоб прекратить истерику. После — рывком раздираемый халатик, пеньюар… толчок, чтобы она, вскочив, упала спиной на кухонный стол, и — толчок. И глухое разъяренное мычание-рычание: «М-м-милицию, говор-р-ришь?! М-м-милицию?! Она уже здесь, р-р-рядом, внутр-р-ри! Чувствуешь?! Чувствуешь?! Н-на! Н-на!» Потом уйти, отплевываясь, но праведно гневаясь: по-скотски, конечно! конечно, по-скотски! а она?! она со мной не по-скотски?! домой, называется, вернулся! ну, ничего! я вас всех! всех вас! и-и-иех!

Наталья не позволила себе истерику, тем самым не позволив Токмареву избрать вариант, который проще. Она вообще не оставила ему выбора. Говорила с нервической ноткой, отчасти сомнамбулически — манера стареющих звезд отечественного кино в главных женских исповедальных ролях. Ровно, без пережима эмоций, дружелюбно, даже усмехаясь (над собой, только над собой), ни в чем не виня мужа, вернувшегося поздно, слишком поздно.

Лучше поздно, чем никогда. Не так ли?

Как сказать, как сказать…

А сказать так:

Настоящей семьи у них не сложилось, и Токмарев сам прекрасно это понимает не хуже ее. Хотя она старалась, всегда старалась. Формально — все как у людей. Димка, молодец, растет. Папа — в командировке, денежные переводы от него поступают регулярно… Разве что в последние три, почти четыре месяца… Нет-нет, не перебивай, дело не в деньгах. Ей с Димкой и мамой хватает. По миру с сумой не пойдут. «Одессей» приносит… приносил до последнего времени стабильную прибыль.

«Одессей» — так!

Наталья, регистрируя ООО «Одессей», стояла над душой машинистки, отстукивающей уставные документы:

— Здесь «е»! «Е»! Не «и»! Повнимательней, пожалуйста.

— Ой! Машинально. Давайте оставим?

— Простите, нет.

— А бритвочкой? Аккуратненько, незаметненько.

— Милая моя, вы же знаете — исполком с правкой не примет.

— Все перепечатывать из-за одной буковки?!

— Придется…

ООО «Одессей» — продуктовый ларек, потом второй, третий, дюжинный, сеть. Нужда заставила пикапчик обрести — списанный-милицейский (зато с электроматюгальником!). И шофера нанять. Нужда — от «нужно». Круглосуточно. Развоз утреннего с пылу с жару хлеба прямо из пекарни, ночная доставка деликатесов на дом по заказам кутящих нуворишей. Подкрасили, подремонтировали — очень миленький пикапчик получился, фирменный, известный всему городу. Еще и с электроматюгальником! Знак качества — трафаретное псевдоантичное «Одессей» на крыле.

«Одессей» — так! Психологически точно. Ма-а-аленькая неправильность всегда привлекает и вызывает неосознанную симпатию. Пример вождей — другим наука: «нАчать и углУбить!.. шааб, значить, расссияни пынимали!.. у кого чешется, чешите в другом месте!»

«Одессей» — неправильность нарочитая. Наталья Орестовна Токмарева, в девичестве Костанда, — уроженка Одессы. Одесса, ну! Вопросы, почему ООО — «Одессей»?!

За переводы — спасибо, конечно. Деньги никогда лишними не бывают. Но, по правде, — это ведь единственное, что их связывало. Постель? Да. Что душой кривить. Да. Но ведь не кролики — круглосуточно в постели барахтаться. Работать когда? А работу Токмарев себе выбрал такую, что постель — как квартальная премия… по внезапности и периодичности. Положа руку на сердце, разве она не права?

— Положа руку… куда? — уточнил Артем саркастически. Не получилось саркастически. Хрипловато получилось. И подневольные Тинто Брасса в телевизоре как раз что-то такое руками… не на сердце.

(Попробуй сдержись и не флиртани!

Опять же, послерекламная дотинтобрассовская энтэвэшная премьера — голливудско-михалковская эпохалка «Странствия Одиссея». Неконтролируемые ассоциации…

— Выключить? Не мешает?

— Пусть бухтит. Все равно не смотрим. Пусть — фоном.

— Как скажешь…

— Да мне все равно.

— И мне…

Ложь во спасение — им обоим все равно, что там бухтит по телевизору, пока они затевают судьбоносный разговор. Да хоть «Одиссей»! Здесь «и»! «И»! Не «е»! Повнимательней, пожалуйста. Чтоб неконтролируемых