прикрывала челка, поэтому я раньше и не заметила, наверное. Ну и из-за темноты еще. Бедная девочка, он же ей мешает ужасно! Но все равно, какая она красивая!

– Поняли, – сказала девушка.

– Но там все не так просто, как здесь, – многозначительно заметил Вик и посмотрел на девушку.

Так смотрят только на людей, которых знают давным-давно, вдруг поняла я. И которые значат очень много.

Я отвернулась, поправила лямки рюкзака.

– Зачем ты здесь? – шепотом спросил Вик.

Не у меня, конечно. Может, надеялся даже, что я не услышу.

– Там мои родители, – ответила девушка тоже шепотом. – А здесь ты и…

– А здесь я работаю. Я – проводник. Забыла?

– Ну-ну, – хмыкнула девушка.

Я решила, что подслушивать это мне совсем ни к чему. И заговорила, будто отвечая Вику.

– Это здесь-то просто! Да я уже полгода перестала вообще хоть что-то понимать! Сначала начали пропадать люди. Просто, неизвестно почему. Потом оказалось, что пропадают, попав под дождь. Потом – что в городе безопасно, за три километра от городской черты – тоже, но не совсем, за пять – как повезет, а за пять с половиной – опасность вырастает в геометрической прогрессии. И это ты называешь просто?

– Ну а что? – удивился Вик. – Ты все правильно рассказала. Так и есть. Что тут сложного?

– Да почему? Почему это вдруг началось? Еще год назад мы спокойно гуляли под дождем, хоть с зонтиком, хоть без. И самое страшное, что могло с нами случиться, была простуда. А теперь люди уходят и не возвращаются! Да еще и не могут не уходить. Их туда манит, как манит дудочка Гамельнского крысолова крыс!

– Да, манит. Поэтому поставили кордоны. Есть пропуск – иди. Нет, сиди дома, пей транквилизаторы или валерьянку.

– Прекрасное мироустройство образовалось, да?

– Я этого не говорил, – вздохнул Вик. – Посмотри на небо.

Я подняла голову и увидела огромную синюю тучу, отливающую по краям лиловым.

– Наша? – спросила я через силу.

– А то, – кивнул Вик.

* * *

Первые капли ударили по лицу, когда я смотрела вверх. Они были холодными, тяжелыми и от них сразу же стало больно коже, как будто это была не вода, а крохотные острые льдинки. Но я видела, что это не град, а дождь, вроде обычный, только свежие лужи на земле почему-то казались слегка красноватыми.

Девушка накинула розовый капюшон и обхватила себя руками. Пыталась прикрыться, что ли? А Вик, наоборот, встал, раскинув руки и смотрел прямо, куда-то туда, где тонул за рябью струй горизонт. Он не боялся. Я подумала, что он был там, куда уносит дождь, уже много раз, и не боится. Значит, и я не буду. По крайней мере, попытаюсь.

На самом деле, получалось плохо. Я зажмурилась и попробовала представить лицо Рихтера. И еще я подумала, что вот же, вот же – случилось то, о чем я мечтала последние недели почти круглосуточно, прерываясь только на рваный короткий сон, от которого не становилось легче. Оно случилось, вернее, случается в эти самые минуты, а я совсем не радуюсь. Хуже того, я даже Рихтера не могу вспомнить по-человечески. Так, чтобы захотелось обнять или прижаться лбом к его свитеру. В голову, как назло, лезли картинки о том, как он разговаривает с соседкой по подъезду, тощей рыжеватой девицей с плоской фигурой, и глаза у него светятся, как будто именно к ней он пришел сегодня вечером. К ней, а вовсе даже не ко мне. И о том, как он сидит в какой-то соцсети, и пишет-пишет-пишет ерунду или вовсе не ерунду, от которой у нормальных людей давно бы сделалась мигрень, а у его подружек по сети никакой мигрени, а исключительно радость от общения. В общем, одни соседки и соцсетки вспомнились, и ничего больше. И в тот же миг несусветной глупостью показалось, что из родного и почти безопасного дома я потащилась сюда, за третий кордон. И рисковала, когда проходила все эти пункты пропуска, один за другим, и даже видела палача. Настоящего палача из настоящей камеры, а не из фильма про древние времена. А теперь стою здесь под этим проклятым дождем и жду, когда он, наконец, меня смоет. В прямом смысле, смоет с лица земли. А рядом со мной только незнакомая девушка и знакомый по газетным статьям и блогу Вик. То ли гениальный сталкер, то ли обычный мошенник.

Эти мысли промелькнули в голове за секунды, и я уже хотела бежать – куда угодно, только прочь из этого дождя. Хотела, но не успела. Меня подхватило как будто щупальцем огромного невидимого существа, встряхнуло пару раз, от чего голова стала пустой и звонкой, и потащило сквозь пелену в становившиеся гуще и гуще ледяные струи.

Я закричала, но крик утонул в шуме ветра и воды, а в рот попало что-то вязкое с привкусом влажной соли. Этот комок нужно было выплюнуть, он лип к нёбу и языку и не давал нормально дышать. Но выплюнуть сразу не получилось, и я испугалась всерьез, что сейчас задохнусь от этой гадости. Задохнусь сразу же, не успев совсем ничего, и тогда получится, что все было зря. Вообще, все.

От обиды на себя и на тех, кто устроил мне эту ловушку, вольно или невольно, я разозлилась так, что сил прибавилось. И я смогла вытолкнуть изо рта языком липкий комок. Мне стало легче. Какое же счастье, когда просто можешь вдыхать воздух, пусть и вперемешку с дождем, пусть даже не с обычным дождем, а с этим – трижды проклятым.

Но как его не проклинать, если он уносил самых родных, самых близких? Или того, кто казался близким, как мне Рихтер.

Да что же это такое? До сегодняшнего утра я не сомневалась, что люблю его. Я готова была идти на край света и дальше, чтобы его найти. А сейчас думаю: только казался близким. Неужели меня на самом деле так бесила та соседка или его девицы из соцсетей? Да мне же всегда было на них наплевать. Что, я сама не сидела в соцсетях или не читала про того же Вика Томова, статью за статьей? Сидела. Читала. Но знала, что Рихтер со мной. Сейчас со мной, а что будет дальше, никто не сумеет предсказать. И вот оно, это дальше, настало. И что? Что?

Меня опять встряхнуло невидимой силой и потащило быстрее. Я открыла глаза, потому что больше не могла жмуриться, но не увидела ничего, кроме серого ливня. Ливень кипел сверху, исходил пузырями внизу, плескался, как