Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это напоминало булочку Дома Паркера? — спросил молодой доктор, впервые проявивший интерес за все время наших разговоров.
— Что такое булочка Дома Паркера?
— Булочка, которую придумали в Чикагском отеле под названием Дом Паркера, — ответил он нетерпеливо, — и которую вскоре стали выпекать в булочных по всей стране. Она такая выпуклая, с разрезом посредине, ее подают слегка хрустящей и теплой. А теперь продолжайте. Вы увидели ее гениталии. Они были еще без волос в этом возрасте, сколько ей тогда было?
— Столько же, сколько и мне.
— Теперь или тогда?
(Его скорость и интерес росли очень быстро.)
— Тогда. Тринадцать, как и мне.
— И это обнажение дюйм за дюймом ее женского органа, было ли это, как вы чувствовали, задумано, чтобы вас взволновать и соблазнить, или просто невинный способ немножко остудить себя на жарком алабамском чердаке, что это было, невинность или соблазн, и реакция — ваша и ее?
— Ее реакция была первой.
— Как, что, продолжайте.
— Да, она продолжала.
— Обнажение?
— Да.
— Как?
— Стала спускать бледно-голубые нейлоновые трусики, дюйм за дюймом, пока они не оказались на ее щиколотках, и тогда она вынула из трусиков одну ногу, другую подняла и отбросила ею трусики в сторону, а сама развела шире — что? Булочку Дома Паркера? Шире?
— Ага, тогда это определенно акт соблазнения.
— Да, мне тоже так кажется.
— Были вы тогда способны к эрекции?
— Да.
— И у вас возникла эрекция в парилке этого чердака?
— Да, и…
— Что?
— Я…
— У вас совсем присох язык, и вы вспыхнули без всякой причины, это ведь чисто медицинская дискуссия, давайте перейдем к чистым фактам.
— Я сделал..
— Что вы сделали?
— Опустился.
— На что?
— На колени между ее коленями.
— И, и?
— Стал лизать.
— Ее?
— Булочку Дома Паркера.
— Выполнили куннилингус с этим тринадцатилетним ребенком, вы, маленький извращенец?
— А вы бы не стали?
— О Господи. Может до вас дойти, наконец что субъект обсуждения — вы?
— Тогда почему эрекция — у вас?
Он прикрыл ее своей папкой.
— Давайте, продолжайте, что дальше?
— Она сказала: «Продолжай», точно, как вы.
— И вы продолжили?
— Да, как просила.
— Вы вставляли свой язык между губами ее вульвы?
— Да.
— И что вы делали потом?
— Что?
— Дотрагивались кончиком языка до ее клитора?
— А что это такое?
— Клитор — это женский аналог пениса, только он находится внутри, а не снаружи, и это вызывает у женщины оргазм при копуляции.
— А, так это и было это?
— Что это было это?
— Горячее и жидкое, что случилось внутри ее булочки Дома Паркера, когда она схватила мою голову руками и закричала: «Глубже, лижи глубже!». Мне показалось, что она сошла с ума, а мне не понравился этот вкус, и я не люблю, когда меня хватают за голову, я никогда не любил, когда меня хватают за голову, кроме…
— Вашего живого негра на льду?
— Да, его, когда он не хотел ебать, а хотел, чтобы ему сосали.
— О Господи, проклятый маленький…
— Извращенец?
Его глаза лихорадочно блестели.
— Вы проникли в нее тогда своим пенисом?
— Нет, нет, нет, нет.
— Заткни свою грязную пасть.
— Именно это я тогда и сделал.
— Сдержался?
— Нет, сбежал с чердака, и никогда больше туда не возвращался, а через какое-то время я слышал, что ее выгнали из школы, и что школьного инспектора отправили в отставку, и что они покинули город вместе, а еще позже моя бабушка сказала мне, что эту девочку, с которой я играл на чердаке, нашли мертвой в каких-то кустах в Тускалузе, убитой, сказала моя бабушка, дьявольски соблазненной, как твой дедушка, но только в кустах, а не в копии Голубого грота.
— Вы несете чепуху.
— Нет, сэр. Может, я немного и сочиняю, но не фантазирую для вашего удовольствия, сэр.
Да, то, что я вам рассказываю — я думаю, не фантазия. Я думаю, я только воображаю, что когда он поднял папку оттуда, где была его эрекция (возможно, тоже воображаемая), там было мокрое пятно. Воображаемое или нет, но следующее, что я подумал, или вообразил, это что теперь я по-настоящему способен волновать словами, хорошими и плохими, что теперь я по-настоящему способен писать, и что-то, что я буду писать, может быть и презираемо за свое висцеральное (органическое) содержание.
Я увидел — или вообразил — что он потерял свою накрахмаленность, и именно поэтому снова уронил папку на свой ненакрахмаленный белый халат, нацарапал несколько слов и сказал мне:
— Я только что сделал свою окончательную запись в вашей карте.
— Какую, скажите?
— «Застрял в пубертатном возрасте. Безнадежен».
* * *
Больше мы с ним не виделись, а когда я пересказывал Моизи это последнее интервью, конец которого я немножечко прифантазировал, она улыбнулась мне и заметила:
— По-моему, он занялся не своим делом, дорогой. У людей это часто бывает.
* * *
Один раз мне удалось убедить Лэнса взять меня с собой на гастроли его шоу на льду. Это было на следующий сезон после моего пребывания на островном курорте.
— Милый мой, с тобой это больше не повторится.
— Тогда возьми меня с собой.
— Как ты будешь кататься? На заднице?
— На твоей спине.
— У меня и без тебя хватает обезьян на спине.
Но я уговорил его, он взял меня той осенью на гастроли со своим шоу на льду и это привело к целому крещендо несчастий.
Менеджер этого шоу был белый, но темный, из Техаса, и панически боялся десегрегации.
— Лэнс, что ты делаешь с этим белокожим мальчиком?
— Это Божье дитя — не белый, а альбинос.
— У альбиносов розовые глаза.
— Это все сказки старой бабушки. Перед вами самый настоящий молодой альбинос с голубыми глазами.
— Покажи мне бумаги, подтверждающие, что он является негром-альбиносом, и тогда я разрешу ему жить в отеле вместе с тобой, Лэнс.