ДОЛЛИ ХЭММА.

БЬЮЛА БИННИНГС.

КОРОТЫШ БИННИНГС.

ПЁС ХЭММА.

КЭРОЛ КАТРИР.

ЕВА ТЕМПЛ.

СЕСТРИЦА ТЕМПЛ.

ДЯДЮШКА ПЛЕЗЕНТ.

ВЭЛ ЗЕВЬЕР.

ВИ ТОЛБЕТ.

ЛЕЙДИ ТОРРЕНС.

ДЖЕЙБ ТОРРЕНС.

ШЕРИФ ТОЛБЕТ.

ДУБИНСКИЙ.

ЖЕНЩИНА.

ДЭВИД КАТРИР.

СИДЕЛКА ПОРТЕР.

ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА.

ВТОРОЙ МУЖЧИНА.

Я тоже начинаю ощущать неодолимую

потребность стать дикарем и сотворить

новый мир.

Август Стриндберг.

(Из письма Полю Гогену)

Декорация, решенная условно, изображает небольшойуниверсальный магазин и часть примыкающего к нему кафе (именуемого здесь«кондитерской») в маленьком городке одного из южных штатов. Высокий потолок;потемневшие, должно быть, от сырости и паутины, стены. В глубине большоезамызганное окно, за ним — тревожно пустынный пейзаж, постепенно тонущий впоздних сумерках. Дело происходит в дождливую пору, в конце зимы и раннейвесной, — сквозь окно иногда ничего не видно, кроме серебристых отблесковчастого дождя. Позолоченными буквами старинного рисунка на стекле выведено:«Торренс. Универсальный магазин».

Товары и торговое оборудование представлены на сцене оченьскупо и условно. Торчком стоят намотанные на большие катушки рулоны тканей,неосмысленно торчит у тонкого белого столба черный торс портновского манекена.Потолочный вентилятор недвижим; с него свисают полоски липкой бумаги для мух.Несколько ступенек ведут к лестничной площадке и от нее дальше вверх. Наплощадке — унылая искусственная пальма в зеленовато-бурой кадке. Акондитерская, часть которой видна сквозь широкую дверь под аркой, погружена впоэтический полумрак, как некая скрытая сущность пьесы.

Еще одним, но гораздо меньшим, игровым пространствомявляется крохотная спаленка, расположенная в нише. Ниша задернута занавеской свыцветшим и потускневшим, но все еще отчетливым рисунком в восточном стиле:золотое деревцо с алыми плодами и фантастические белые птицы.

При поднятии занавеса две женщины средних лет, но довольномоложавого вида — ДОЛЛИ и БЬЮЛА — накрывают легкий ужин на двух небольших,принесенных из кондитерской, буфетных столиках с черными, изящно изогнутымижелезными ножками и мраморной в розовых и серых прожилках доской. Женызахудалых плантаторов, они одеты с безвкусной роскошью. Вдалеке слышен гудокпаровоза, и вслед за ним с разных сторон и на разном расстоянии — лай собак.Женщины прекращают возиться у столиков и с пронзительными криками бегут к дверипод аркой.

Долли. Короты-ыш!

Бьюла. Песик!

Долли. Курьерский приходит!

Бьюла. Езжайте на станцию — надо их встретить!

Из-под арки появляются их мужья, тяжелые, краснолицые,хмурые; одежда на них в обтяжку (или наоборот: мешком), на обуви налипла грязь.

Коротыш. Я скормил этому однорукому бандиту добруюсотню монет, а выплюнул он только пять.

Пес. Желудок, верно, не варит.

Коротыш. Надо будет потолковать с Джейбом насчет этихигорных автоматов.

Оба выходят. Звук отъезжающей машины.

Долли. Только у Джейба и забот, что игорные автоматы вкондитерской!

Бьюла. Что верно, то верно. Ходила я недавно к докторуДжонни за советом — у Песика снова нашли сахар в моче — и когда уж собраласьуйти, спросила, что слышно об операции, которую Джейбу Торренсу делали вМемфисе. Ну, и он...

Долли. Что, что он ответил?

Бьюла. Самое худшее, что мог ответить врач.

Долли. Что же, Бьюла?

Бьюла. Ни словечка, ни единого словечка не вымолвил.Поглядел только на меня своими черными глазищами и покачал головой — вот так.

Долли (со скорбным удовлетворением). Сдается мне, этимсамым безмолвным кивком он подписал Джейбу Торренсу смертный приговор.

Бьюла. Точно то же и я подумала. Они, я так полагаю,вскрыли его... (Берет что-то распробовать со стола.)

Долли. И тут же зашили снова! Вот-вот, так и я слышала.

Бьюла. Оказывается, в этих маслинах косточки.

Долли. А вы что думали — начинка?

Бьюла. У-гу!.. А где сестры Темпл?

Долли. А где бы вы думали?

Бьюла. Шастают, верно, там, наверху. Если Лейдизастукает этих двух старых дев, она им скажет пару теплых словечек. С этойитальяночкой шутки плохи!

Долли. Ха-ха-ха, верно. В самую точку попали, милочка...(Выглянув за дверь, провожает взглядом пронесшуюся мимо машину.) До чего ж уних там чудно наверху.

Бьюла. Вы были?

Долли. Была. Да и вы были — я видела вас, Бьюла.

Бьюла. А я и не отпираюсь. Человеку свойственнолюбопытство.

Долли. Отдельные спальни, и даже не рядом. В разныхконцах коридора. Грязища, темнота — господи! Знаете, на что мне показалосьпохоже? На нашу городскую тюрьму! И как только белые люди могут жить в такойконуре! Не понимаю...

Бьюла (со значением). Чего ж удивляться? Ведь ДжейбТорренс купил эту женщину.

Долли. Купил?

Бьюла. Да, купил, когда она была еще восемнадцатилетнейдевчонкой... Он ее купил, и купил по дешевке: как раз перед этим ее... (резкоповернув голову, прислушивается к проезжающей мимо машине, затем продолжает) еебросил Дэвид Катрир, и сердце ее, понимаете ли, было разбито. Мм-ммм, каким онтогда был красавчиком! Они сошлись... ну вот как камень о камень — и вспыхнулогонь! — да, огонь.

Долли. Что?

Бьюла. Огонь! Ха... (Чиркнув спичкой, зажигает один изканделябров.)

Едва слышно начинает играть мандолина.

Долли отходит в глубину сцены, и уже через две-три фразыощущение беседы между ними исчезает.

Было это давно, еще до того, как вы с Песиком приехали кнам, в Двуречное графство. Да вы, должно быть, слышали... Отец Лейди приехал изИталии и когда появился здесь, у него только и было, что мандолина да обезьянкав зеленом бархатном костюмчике, — ха-ха... Все по кабакам побирался — это еще досухого закона было, — кто сколько подаст... Звали его просто Итальяшка — имениникто и не знал: Итальяшка и все... ха-ха-ха...