Жулин посмотрел на бойца. Тот поставил сумку и бросил на траву «вал».

– Эта сволочь в девяносто девятом была лейтенантом милиции в Алхазурове. Участковым… Тогда, на блокпосту, мы со Стольниковым на броннике отстали от группы и догоняли вас. Помните, вы четыре часа сидели в ущелье? И эта тварь стояла на посту. Попросил закурить, мы угостили его – Саня кинул пачку. А потом узнали, что он наводил банду Кукоева на Алхазурово и те вырезали семьи учителей и милиционеров. Эти глаза голубые и бровь с двумя шрамами крест-накрест… Потом его искали, но мерзавец исчез. Потом выяснилось, что вместе с бандой Кукоева в Грузию ушел. И вот такая встреча…

– Готовьтесь к другой встрече, – сказал Жулин, расстегивая замок трофейной сумки. – Думаю, через час-полчаса здесь случится то, что Стольников называл «пошуметь».

Бутылка водки, две вареные курицы, пучок зелени, несколько лепешек. Как вовремя. Бутылку Ермолович тут же перелил в свою фляжку, освободив ее от озерной воды. Санинструктору нужен был спирт.

Когда свет снова вспыхнул, Стольников увидел на своей груди оскалившегося «грузина». Был он не тяжел, чисто выбрит (вероятно, за внешним видом в подразделениях НИИ следили лучше, чем за боевой подготовкой). Майор не успел разглядеть особых примет этого лица. Первое желание в рукопашном бою, когда ты понимаешь, что враг на тебе – это изменить положение тел. Саше не раз приходилось участвовать в соревнованиях по боям без правил среди военнослужащих внутренних войск. И не раз случалось, когда в бою происходили точно такие же ситуации. Стольников не был борцом – он был ударником. И он помнил главное правило боя: с ударником – борись, борца – бей. Большая редкость найти среди спортсменов, участвующих в смешанных единоборствах, борца и ударника в одном лице. На Стольникове сидел не ударник. Его прижимал к полу борец, каких на Кавказе – тьма.

С обеих рук Саша стал молотить по голове противника, добавляя попутно коленом в спину, чтобы сбить с опоры «грузина». Это был не спортивный поединок, где честная игра является главным правилом. Стольников старался бить в висок и за ухо «грузину», не останавливаясь ни на мгновение. И едва только «грузин», чувствуя боль, пытался убрать руки от лица, чтобы блокировать удары по височной части, Стольников тут же бил его в нос и по глазам.

Он бил и бил не останавливаясь, пока на него ручьями не полилась кровь из рассеченных бровей «грузина» и из его сломанного носа.

Давление ослабло. Саша прогнулся мостиком, чтобы пошатнуть врага, и, когда тот стал заваливаться на бок, нанес ему мощный удар кулаком в висок. Чувствуя, как под казанком среднего пальца провалилась кость, он столкнул с себя тело и, тяжело дыша, выполз…

Лицо человека Ждана было окровавлено до той степени, за которой перестали угадываться гладкая, после станка «Жиллет», кожа и особые приметы, которые Саша так и не успел рассмотреть. Алая влага сочилась даже по зубам боевика.

И вдруг удар в лицо повалил майора на спину.

Не понимая, как почти мертвый враг мог сбить его с ног таким ударом, он перекатился через спину и, пытаясь продраться сквозь круги перед глазами, поднялся на колени.

– Он здесь!.. – Саша не видел, что происходит. Он лишь догадывался, что сказано это было в рацию.

И снова – удар. Стольников успел закрыть лицо руками, и кулак «грузина», скользнув, лишь обжег ему щеку.

Увидев перед собой хищное сверкание лезвия, майор отскочил, и нож, выбив искру из металлического поручня, пролетел мимо.

– Ты еще до их прихода сдохнешь, сука! – пообещал боец Ждана – невысокий мужчина лет тридцати со шрамом от уха до подбородка.

– Это ты не сам себе по неопытности? – сплюнув кровь, поинтересовался Стольников.

Крылья носа «грузина» дрогнули, и он в приступе ярости бросился на майора.

Схватив его руку за запястье, Стольников перевернулся вместе с противником.

Чуть качнувшись назад, он согнул левую руку в локте и опустил ее на голову бандита. Получилось не сильно, но убедительно. Из расквашенного носа хлынула кровь, добавляя ужасной картине на его лице еще более потрясающий вид.

Воспользовавшись секундной растерянностью противника, разведчик добавил еще и еще. Потом, почувствовав, как ослабла хватка, удерживающая его в партере, тяжело поднялся и тут же, вывернув руку бойцу и оттянув в сторону, ударил по ней коленом в район локтевого сгиба.

Крик жертвы едва не разорвал Стольникову барабанные перепонки.

А Саша, подняв нож, встал коленом на спину «грузина» и вбил лезвие ему в шею.

– Простите за жестокость, ребята… Но меня ждут мои люди…

Поднявшись, он, шатаясь, побежал вдоль пути.

Широко раскинув руки, человек Ждана замер и уставился в сторону безразличным взглядом. Сначала из его распахнутого рта вытекла слюна, а скоро, прибывая и прибывая, хлынула кровь…

Саша на бегу дотянулся до кобуры. Рука удобно легла на рукоять, он потянул оружие на себя и вынул магазин. Три патрона. Один, стало быть – в стволе. Он положил магазин в кармашек жилета, вынул оттуда полный. Вбил в рукоятку. Теперь, стало быть – восемнадцать. Лучше перезарядить теперь, чем делать это, когда мимо полетят пули противника.

Лампочки под потолком светили ядовитым светом. Он щурился, пытаясь избавиться от щемящего неприятного напряжения в глазах. Где-то за спиной пищали зуммерами, похожими на звуки автосигнализации, сирены. По-видимому, сыграла всеобщая тревога. Знает ли Ждан, что Стольников здесь?

Но в тоннеле не раздавалось ни звука. Он помнил – поезд охраняется, и при входе и на выходе из арки въезда всегда стояли часовые. Сейчас же не было никого, за спиной раздавался писк, а он шел по пути между рельсами и стеной, двигаясь к кабине поезда.

«Как на брошенном заводе», – удивился Саша, подволакивая ногу и озираясь в поисках убийц.

Поворачивая по воле изогнувшегося коридора, он обернулся и увидел в пятидесяти шагах преследователей.

«На сколько меня хватит? – пронеслось в его голове. – В магазине пусть десять-пятнадцать патронов, пройти я успею не больше двадцати метров…»

Очередную лестницу вниз он преодолел лихо, как и прежде закинув на перила ноги и соскользнув. Толкнув створку, разделяющую два коридора, он оказался в слабо освещенном тоннеле.

Первая же дверь оказалась открытой.

Он миновал ее и толкнул вторую. Открыто. В нее он и зашел.

Ему нужен был машинист. Управлять поездом и управлять автомобилем – не совсем одно и то же.

Он осмотрелся. Через мгновение ему пришлось принимать решение. По коридору звучали шаги, а в этом крыле находились – он это помнил – только две двери. Пока открывают первую, у него есть время на действие.

Не раздумывая и секунды, Стольников оттянул на себя дверь и встал за ней как за стеной.