– И с чего это ты врубился?

– Аромат, Саня! Такой по кухне пошел аромат, что охренеть. Мишка разлил в фужеры граммов по пятьдесят, сказал, не глотать. Смаковать. На вкус пойло мягкое, но крепкое. Пьется легко. Привкус приятный. По первой отсмаковали, а потом, как по макушкам ударило, пили по полной. И усидели пузырь стоимостью чуть ли не в три штуки евро.

Тимохин удивился:

– Это кто тебе сказал, что коньяк стоит три тысячи евро?

– Как кто, Шепель твой. Мы ж с ним вдвоем пили.

– А! Тогда понятно!

– Что, думаешь, на такие бабки французский коньяк не потянет?

– Точно не скажу, но думаю, Мишка от балды цену назвал. Ему бутылку тесть подарил?

– Да.

– А когда что-то дарят, то цену подарка не называют.

– Ну и хрен с ним. Но пойло, я скажу тебе, шикарное, если, конечно, не жрать его стаканами. А иначе мы не умеем. Оттого и ломает всего. От водки я часам к десяти поутру, бывало, как огурчик, а «француз» с его ароматом до обеда держит, и кто знает, сколько еще продержит.

– Тошнит?

– Временами…

– Сходи в туалет – и два пальца в рот!

– А потом над толчком зависнуть? Феофанов спросит, где у нас начальник отдела спецмероприятий? А Ларинов доложит: извините, мол, Сергей Леонидович, полковник Крымов блюет-с! Ты этого хочешь?

– Я не заставлял тебя пить с Шепелем. Он-то в отличие от тебя чувствует себя прекрасно. С утра, как обычно, пробежку делал. В окно спальни видел.

– Да? Молодец! А вот мне хреново, Саня. Мозги вообще не врубаются. И дело, как назло, серьезное…

– А когда у нас несерьезные дела были?

– Тоже верно! Слушай, не дыми на меня? Вон форточка открыта.

Тимохин покачал головой:

– Тебе, Крым, точно похмелиться надо. Иначе вывернет тебя французское пойло наизнанку – и в самый неподходящий момент…

В приемную вернулся старший прапорщик Ларинов. Александр обратился к нему:

– Василий! Ты говорил, у тебя коньячок имеется?

– Есть в заначке!

– Давай налей граммов пятьдесят полковнику Крымову. Только незаметно, по-тихому!

– Понял! Минуту!

Ларинов открыл шкаф и извлек из рукава шинели початую бутылку дешевого коньяка. Явно не французского и даже не армянского. Налил светло-коричневой жидкости в пластмассовый стаканчик:

– Крым! Готово. Давай!

Крымов опрокинул стакан, Ларинов протянул ему конфету:

– Возьми леденец. Мятный. Запах отобьет!

От конфеты полковник отказался. Икнув и почувствовав облегчение, прикурил сигарету:

– Фу! Совсем другое дело. Теперь подальше от генералов надо держаться.

Докурить он не успел. В 12.30 станция Феофанова выдала сигнал вызова. Офицеры, услышав сигнал, вошли в кабинет. Начальник Управления, включив режим громкоговорящей связи, снял трубку:

– Феофанов на связи!

– Это Пуштун!

– Рад слышать тебя, Пуштун. Доброе утро!

– Доброе, генерал, хотя, для кого оно доброе, для кого нет!

– Что-то произошло?

– Только что вернулся от Тургая. Он сообщил неприятную новость. Падение самолета, по его словам, видел сын чабана, мальчишка-пастух, брат которого служит у Хизаята. Но он видел не только падение самолета, но и то, как с него были сброшены два контейнера, которые на парашютах опустились на перевал Радан. Сам мальчишка в горы не поднимался, но рассказал об увиденном отцу, живущему в кишлаке Джилак, где обосновался Наджиб. Старик передал информацию старшему сыну, который служит в Галистане, – ну а уже от того информация дошла до Тургая. Хизаят считает, что в контейнерах может находиться золото, за которым придет русский спецназ. Поэтому он решил немедленно выслать в район предполагаемого приземления контейнеров поисковую группу.

Генерал крякнул:

– Черт! Нам только этого не хватало! Когда выедет из Галистана группа поиска и каков будет ее состав?

– Не торопитесь, генерал! Поиск груза Хизаят поручил мне. Своих командиров он на территорию, контролируемую бандой Наджиба, послать не может. Джума просто уничтожит посланцев Тургая. У меня же остались неплохие отношения с Наджибом – несмотря на то, что я служу у Тургая. Ведь это я предупредил его о нападении отрядов Хизаята… В общем, вечером я должен доложить Тургаю о готовности к началу поисков. Что и будет сделано. После чего вместе с людьми Сакара отправлюсь к перевалу Радан. Если мне удастся найти контейнеры, вам останется прислать за ними вертолет и группу сопровождения. Если же нет, придется искать того, кто завладел грузом.

– Ясно, Пуштун! Значит, завтра выйдешь на поиски?

– Я уйду из Галистана вечером, чтобы в Чардане встретить группу Сакара и в ночь совершить марш до перевала Радан. Собственно, непосредственные поиски планирую начать утром вторника, 17 июня. Раньше мне не успеть.

– Кто же тогда встретит транспорт с нашими группами, если ты уберешь своих людей из Кадинкота? – спросил Феофанов.

– Сакар и встретит. Он доставит группу поиска в брошенный кишлак Чардан и вернется в Кадинкот. Но вам не имеет смысла перебрасывать боевые подразделения до окончания моей работы на перевале.

– Это понятно… По грузу новость не из приятных, но то, что тебя отрядили на его поиск, можно считать везением. Запомни, если обнаружишь их, тут же свяжись со мной. Я скажу, что делать. Ни в коем случае не пытайся вскрыть их самостоятельно. Погибнешь – и все люди, что будут с тобой, погибнут!

– Внедренный самоликвидатор?

– Да.

– Хоп, я все понял!

– Теперь по пилотам. Для планирования операции по их освобождению нам необходимо знать следующее...

Генерал перечислил то, что касалось базы Хизаята Тургая, ее охраны и места содержания пилотов. Агент службы внешней разведки сообщил, что всю необходимую информацию сбросит сегодня же по Интернету из Кабула, используя свои многочисленные связи, добавив:

– Предупреждаю сразу, генерал. Одной группой даже при самых благоприятных условиях Галистан не отработать. Для прорыва через охранение кишлака к месту содержания пилотов потребуется как минимум два полноценных отделения. Или две группы.

– Понял тебя, Пуштун! Исходя из той информации, что ты переправишь нам сегодня, мы и составим план работы в Галистане. Ну а уж уточнение и корректировка, как всегда, по обстановке, на момент проведения боевой операции в режиме реального времени.

– У меня все. Еще вопросы?

– Пилотов не подвергают насилию?

– Пока нет, но командир экипажа предупрежден, что если он солгал о контейнерах, то будет казнен. И смерть примет мучительную и медленную. На это Тургай большой мастер.