— Мардук ведет наше войско, — проговорил он. — Пусть Тарршан содрогнется. Вавилону нужна ваша слава, воины!

Ему ответили дружными криками. Голоса согрели сердце. Конь волновался, порывался встать на дыбы. Принц повернулся к Идину и сказал одними губами:

— Пора.

Над войском кружил орел. Авель-Мардук услышал свой голос будто со стороны:

— Пора, мои воины. Боги с нами!

Под прикрытием щитов выдвинулись отряды лучников. В войске хеттов началось перестроение. С той и с другой стороны полетели стрелы. Лучники Авель-Мардука дали залп и укрылись за укрепленной цепью щитов.

Хетты ответили тучей стрел. Они с тупым стуком врезались в вавилонские щиты, чиркали по металлическим пластинам. Но основная масса просвистела над головами воинов, достигнув войска, неподвижно стоящего у подножия широкого покатого холма.

Сильный ветер сносил стрелы в сторону, но и тех, что достигали цели, было достаточно, чтобы нанести урон той и другой стороне.

Стрел становилось все больше. Теперь они сыпались без перерыва. Полилась кровь. Воины падали и, незащищенные, оставались недвижимы; дрожало синее оперение, застрявшее в плоти.

Внезапно смертоносный ливень иссяк. На несколько мгновений воцарилась тишина. Армии застыли. В утренней выси тоскливо выл ветер. Небо казалось грязным.

Шеренги вавилонских лучников разомкнулись, и в образовавшийся проход с грохотом вынеслись колесницы. Возницы правили в самую гущу хеттского войска, а лучники, отставив локти, выпускали стрелы. Узкие острые клинки, укрепленные на колесах, издавали странный протяжный звук, сливаясь в мерцающую окружность.

Колесницы штопором ввинчивались в неприятельские отряды, круша все на своем пути, рассекая человеческие тела, нанося противнику серьезный урон.

Пехотные шеренги вновь сомкнулись. Колесниц уже не было видно, — они растворились в море хеттского войска. Воины пошли, потом побежали с вскинутыми копьями, выбирая глазами противника для себя. Расстояние быстро сокращалось. Вавилон и мятежные хетты сошлись в ближнем бою.

Заложив руки за спину, Навуходоносор бродил по залу. Выход на террасу был открыт, теплый воздух наполнял просторный зал до цилиндрических сводов, куда иногда залетают ласточки. В суде он пришел в бешенство, и вот теперь, наедине' с собой, пытался усмирить свой гнев. Царь был мрачен, как грозовая туча.

В этом прекрасном зале с узорами на полу из разноцветных каменных плит, рельефами на стенах, большими скульптурами, привезенными из покоренной Ассирии, он казался разгневанным исполином.

Царь вышел на террасу. Мягкий день взглянул в его глаза, уже не столь зоркие, но по-прежнему красивые. Он стоял на середине террасы, не приближаясь к перилам, в дорогом платье, украшенном бахромой, и смотрел на любимый город. Вид Этеменанки, ровных улиц и кварталов города немного успокоил его. Он глубоко вздохнул.

Итак, заговор удалось раскрыть… Но это отнюдь не успокоило царя, а, наоборот, лишь укрепило его подозрения. Жрецы теперь сильны, как никогда. Отец Набопаласар был лоялен к ним и того же требовал от молодого наследника. Но теперь, по прошествии сорока лет, Навуходоносор понял, что это была ошибка, роковая для царства.

Жрецы играют заметную роль в управлении государством, изменяют течение событий, и в первую очередь потому, что в их руках находятся целые' состояния! Он сам попустительствовал тому, чтобы жрецы процветали и обогащались.

Навуходоносор закрыл глаза. Снова представилась ему судейская палата, большая коллегия, мужи, сидящие по обе стороны его трона. Банат-ина и его сын Нур-терик, знатные вельможи, заговорщики, стоят в центре зала. Он видит их глаза и не находит ответа. Глаза людей умеют лгать.

Его убедили, что люди эти нарушили обязательство служить опорой царской власти, хранить верность правящей династии, предоставили доказательства их преступлений. Навуходоносору этого было достаточно, чтобы принять решение.

Но когда поднялся секретарь и прочел обвинительный приговор, от царя не укрылась одна деталь. Удовлетворение на лице жреца Эсагилы и взгляд, брошенный в его сторону главным служителем храма Ану. Раскрытие заговора лишь развязывало руки жрецам. Они думают, что швырнули ему смертников, как кость голодному льву. И лев будет доволен!

Навуходоносор вернулся в зал. У резных дверей на циновке сидел молодой писец. Царь остановился перед ним, и юноша поднял глаза. В клетке с шумом встряхивалась птица в ярком оперении.

— Прочти документ еще раз, — глухо проговорил Навуходоносор и, повернувшись к чиновнику спиной, стал смотреть в полупрозрачное небо.

Юноша раскрыл футляр и принялся с выражением, правильно произнося арамейские слова, читать заключительное постановление коллегии:

— «Банат-ина и сын его Нур-терик задумали злое. На измену и против закона направили они свои мысли. Они нарушили присягу, данную своему царю, и готовили заговор. В эти дни Навуходоносор, царь Вавилона, великий правитель, который, подобно Шамашу, взирает на все стороны, утверждает правду и справедливость, уничтожает злодеев, рассмотрел скверные деяния Банат-ины и сына его Нур-терика и уличил их в заговоре перед свидетелями. Смерть провещал им, и перерезали им горло».

Навуходоносор уселся на стул, подпер подбородок кулаком. Варад-Син, верховный жрец Эсагилы, требовал дать огласку этому делу. Но царь осадил старика. Он понимал, что дело обстоит не совсем так, как ему это представляют. Сделать заговор достоянием общественности, значило дать новый козырь жрецам. Но такого промаха Навуходоносор допускать не собирался.

И даже если служители богов и предпримут что-то, новогодние празднества поглотят все остальные события. Это хорошо, что Авель-Мардук сейчас далеко. Отец встретит его в прекрасном городе, покончив со всеми заговорами.

Войско Вавилона теснило хеттов. На левом фланге они были разбиты, остатки отрядов бежали, побросав раненых.

Тарршан бросил в сражение все войско, оставив в резерве лишь отряд лучников. У него была многочисленная, хорошо оснащенная армия. Он жаждал опрокинуть, смять Авель-Мардука, во что бы то ни стало снискать славу на Галисе, дабы исправить позор поражения на Таурусском взгорье.

Теперь он стоял в окружении телохранителей и смотрел на разгром своего войска. Принц перехитрил его, царя хеттов! План Тарршана оказался несостоятелен, смешон. Он до боли стискивал зубы.

Армия Авель-Мардука шла, как лавина. Принц предугадывал действия Тарршана, это была игра, смертельная игра, ставкой в которой была свобода и жизнь хеттов.

— Мальчишка, — с ненавистью шипел Тарршан.

Некоторые уцелевшие колесницы, пройдя хеттское войско насквозь, разворачивались и снова пускались в бешеный галоп, оставляя за собой кровавую тропу. В центре шла жестокая резня. Все смешалось — кони, люди, мертвые и раненые, которых затаптывали в изуродованную землю.

Тарршан кусал губы. В резерве стоял отряд лучников, Но он не решался пускать его в дело. Зато Авель-Мардук бросил вперед отряд копейщиков и воинов в тяжелых доспехах с булавами и двойными секирами. Центр дрогнул. Хетты начали медленно отступать. Вавилоняне теснили их к Галису, не давая возможности маневра.