— Не могли бы вы перенести встречу на час позже? — попросила я.

— Нет, — ответил Пират. — Я уже пятьдесят лет не меняю своего распорядка дня. Я начинаю работать в семь часов. Завтра принесите распечатку того, о чем мы сегодня говорили.

Ладно, ты получишь распечатку завтра. Но после этого я или продолжу работу, или пошлю тебя и «Сенсацию». Аванс я честно отработаю.

Когда я уходила, Мария подала мне пластиковый пакет. Я заглянула в него и увидела два блока сигарет «Мальборо».

— Генерал просил вам передать это, — сказала Мария.

— Спасибо.

У меня сразу улучшилось настроение. Одну проблему я сегодня наверняка решила, теперь я хотя бы двадцать дней могу не думать о покупке сигарет. Оказывается, и пираты делают подарки.

ОН

Я терпеть не могу, когда опаздывают. Когда она позвонила и представилась, я назначил ее приход на семь часов. В этом был некоторый садизм. Редактор из «Сенсации» дал мне ее телефон, по нему я определил район, где она жила. Она едва успевала доехать за час. Наверняка опоздает и будет извиняться. Я решил, что выслушаю ее извинения и перенесу работу на завтра. Я могу выделить два часа утром. Значит, чистого времени час, страница записывается на магнитофон две минуты, это тридцать страниц, за две недели — четыреста пятьдесят страниц, еще две недели на правку и уточнения. Через три недели работа должна быть закончена. Я не мог выделить на книгу больше трех недель.

Утром без трех минут семь я вышел на балкон. Если она не опаздывает, то в это время она должна входить во двор. Минута, чтобы осмотреться и найти подъезд, еще минута, чтобы подняться на второй этаж, поправить прическу и позвонить в дверь.

Она вошла во двор с опозданием в десять секунд. Я давно приучил свое сердце не менять ритм в ожидании самого неприятного и даже катастрофического. Я, как профессиональный водитель, всегда держал свой организм несколько расслабленным, потому что только при расслаблении можно мгновенно собраться и принять единственно верное решение. Я был хорошим водителем, хорошим стрелком и хорошим аналитиком. Конечно, у меня появились уже склеротические явления, но я постоянно тренировался. Два раза в неделю в тире, каждый день — обязательно за рулем машины, потому что только хорошее физическое состояние давало возможность быстро выполнять аналитическую работу.

Меня трудно вывести из состояния расслабления, но тут я почувствовал, как мое сердце увеличило темп, — это было уже неконтролируемое действие, как внезапный ожог. Сердце выдавало не привычные семьдесят толчков, а зашкалило за сотню ударов, будто я мгновенно побежал, и побежал очень быстро. Во рту стало сухо. Подсознание сработало намного раньше, чем я осознал увиденное. Во двор вошла моя жена. Молодая женщина была поразительно на нее похожа — слишком большим для женщины ростом, покатыми полными плечами, короткой стрижкой. В сотые доли секунды я перенесся на пятьдесят лет назад.

Тогда я работал за городом на одной из дач Главного разведывательного управления. За годы войны я хорошо изучил немецкий, но тогда уже нашим главным противником стали американцы. Я прошел ускоренный курс английского языка, мог читать, но мне нужен был разговорный американский, планировались уже мои поездки в Соединенные Штаты. Конечно, меня никто не принял бы за коренного американца, но я должен был сойти хотя бы за немца или голландца.

Ко мне прикрепили персональную преподавательницу. Она была из семьи русских реэмигрантов. Ее отца мы завербовали в середине двадцатых годов, Татьяна выросла в Штатах, закончила там университет и приехала в Союз с отцом за год до нашей встречи.

Редакторша даже не напоминала ее, это была буквальная копия Татьяны, слепок с нее. Перебирая сотни тысяч вариантов, практически всегда можно отыскать двойника. При всей генетической разнообразности людей природа все равно выдает ограниченное количество копий, и вообще, при всей непохожести люди очень похожи друг на друга, — это знают, например, врачи. По одинаковым стандартам строения тела они определяют болезни, которые уже есть, и предсказывают, какие будут. И сейчас еще вспоминают о земских врачах, которые ставили диагноз по внешнему виду пациента, едва он входил в кабинет, без сегодняшних томографов, ультразвука и эндоскопов. Я не врач, но, глядя на человека, по цвету белков его глаз могу определить состояние его печени и щитовидки — цвет кожи фиксирует почти все болезни, надо только разбираться в оттенках этого цвета, а по тому, как идет мужчина, можно определить состояние его предстательной железы.

Моя квартира на втором этаже, я всегда выбираю квартиры не выше третьего этажа. Из квартир на верхних этажах можно уйти только по крышам, нижние этажи давали возможность отхода и по земле. Она стояла и рассматривала дом, а я рассматривал ее. Высокая, метр восемьдесят пять, с открытыми покатыми плечами, очень заметной грудью — такой можно выкормить многих детей, крепкими ногами, именно крепкими, а не стройными. Когда она шла к подъезду, я рассмотрел ее бедра, продолговатые ягодицы. Она была совершенна, как бывают совершенны породистые лошади и собаки с хорошей родословной, скоростные машины и самолеты. Я давно знал: чем красивее самолет, тем он совершеннее. Когда я увидел первые реактивные самолеты МИГ-15 и ЛА-15, я сразу понял, что в серию войдет МИГ-15, потому что у истребителя Лавочкина было тяжелое туловище, а крылья прикреплены к верхней части фюзеляжа. От этого самолет казался сухоруким, а сухорукое существо не может быть совершенным. В серию запустили МИГ-15, потом были 17, 19, 21, 29-я модели.

Она остановилась на пороге кабинета. Я стоял сзади и смотрел не на нее, а на мою жену, у них даже волосы одинаково вились на затылке, только Татьяна закалывала волосы гребнем из рога носорога, очень красиво сделанным африканским умельцем, а у редакторши — просто заколка. Я ей обязательно подарю этот гребень из носорога. Она почувствовала мой взгляд, обернулась и улыбнулась, как всегда улыбалась Татьяна. Можно улыбаться так широко и открыто, когда у тебя такие замечательные зубы.

Я о ней знал уже много. Аналитический центр сработал, как всегда, четко. Оператор вывел на дисплей файл «кино», в котором были десятки тысяч фамилий, Институт кинематографии, киноведческий факультет. По ее фамилии узнали, с кем она была связана, с кем училась, о ком писала. Аналитикам повезло — именно вчера собирался ее бывший курс. Мать одной из ее однокурсниц была подругой нашего старого агента. В сфере искусства работать легко — все про всех и про все знают, все дружат или ненавидят друг друга, потому что все они реальные конкуренты. Надо только уметь спросить и сказать, например, что этот актер — замечательный, и вам тут же докажут, в зависимости от взаимоотношений, что он абсолютное говно или, наоборот, гений.

К полуночи я знал и о ее матери-инвалиде, и о ее Хренове, которого увела лучшая подруга, и о том, что издательство, в котором она работала, вряд ли просуществует больше трех месяцев и она практически безработная, и что она умна, иронична и даже злобна — мне факсом передали одну из ее статей, — и что она переспала с начальником отдела вооружения издательства, но постоянного любовника в данный момент не имеет.