– Вы сказали, что знаете людей с фотографии.

– Видела их.

– Кто они такие?

– Родственники Кокуевым, какая-то очень дальняя их родня. Перебрались в наш город и приходили к Верке с Мишкой несколько раз, вот я их и запомнила. А как их звать да чем они дышат, я и не знаю. Верка говорила, что это родственники Мишки. А Мишка говорит, что родственники Верки.

– А рыжей девушки по прозвищу Алинка-Малинка с ними не было?

– Такой что-то не припомню.

– Вы уверены, что на фотографиях не ваши бывшие соседи, а их родственники?

– Может, и не родственники они им никакие, просто мне так сказали, чтобы я отвязалась.

Саша слушала и чувствовала, как ее нижняя челюсть постепенно ползет вниз. Получалось, что в городской квартире Кокуевых жили квартиранты, в их дачном домике обитали некие «родственники». А как же сами Кокуевы?

– А где же тогда настоящие Вероника с Михаилом? – ахнула девочка. – Куда они делись?

И она посмотрела на старуху, которая философски пожала плечами. Мол, всякое в жизни бывает.

– Чай будешь? – спросила она у Саши.

Девочка машинально кивнула, а бабка извлекла сомнительного вида мешочек, из которого вытряхнула какую-то серую труху.

– Это чай?

– Хороший чаек. Еще из бабушкиных запасов.

– Вашей бабушки? – уточнила Саша и, получив утвердительный ответ, с уважением воззрилась на желтоватую жидкость, плавающую у нее в чашке, все-таки этот чай был старше ее самой, ее родителей, да и ее бабушек тоже.

На вкус чай оказался не так уж и плох. Пахло лесом и почему-то шерстяными носками.

На всякий случай Саша решила не усердствовать и сделала всего один глоток. В голове странно зашумело, то ли от чая, то ли от обилия мыслей.

– А куда ваши соседи могли переселиться, если не на дачу?

– У Мишки подружка была, в соседнем подъезде живет, может, она чего-нибудь знает?

– Подружка в смысле любовница?

– Она самая. Бери прянички-то.

– Тоже бабушкины?

Саша спросила в шутку, но Карла Францевна ответила вполне серьезно:

– Нет, это дед мой с работы приносил. Им в наборах к Новому году и конфеты, и пряники давали. Конфеты мы еще раньше съели, а пряники залежались немножко.

На пряниках их почтенный возраст сказался значительно сильнее. Они буквально превратились в камень. Чтобы их съесть, их нужно было колоть щипцами для колки сахара, чтобы они рассыпались на маленькие кусочки. Зато потом вкус оказывался просто изумительным. Шоколадные пряники почему-то отдавали мятой.

– Хорошо сидим, – отметила Карла Францевна. – Может, по капле бальзамчика?

– Тоже дедушкин?

– Нет, это муж мой готовил. Небольшого ума был человек, но в алкоголе разбирался. Благодаря ему у меня всегда есть что выпить.

И Карла Францевна распахнула двери древнего шкафа, внутренности которого от пола и до самого потолка были заставлены бутылками с самыми разнообразными спиртными напитками.

– Как видишь, тут еще хватит не на одно поколение.

В общем, Саша вышла от Карлы Францевны в отличном настроении. Бабушкин чай с дедушкиными пряниками и каплей бальзама на пантах лося придали девочке сил и бодрости. Все-таки умели раньше делать качественные продукты!

Адрес подружки Михаила был известен Саше весьма приблизительно. Первый подъезд, а вот этаж то ли второй, то ли третий, а может быть, что и четвертый. Да и с расположением квартиры у Карлы Францевны присутствовали некоторые сомнения.

– Дома-то в гостях я у этой фифы не была никогда. Но ты спроси, люди обязательно подскажут, где ее искать.

– А кого же мне спрашивать?

– Раису спроси, так ее зовут. Сама из себя вся такая нафуфыренная, духами от нее так разит, что тошно рядом с ней стоять. Как сладкий запах учуешь, значит, остановись, правильно пришла.

Снабженная этими указаниями, Саша не сомневалась, что быстро найдет нужную ей свидетельницу.

Но все было не так просто. Подъезд оказался необычайно богат на женщин, носивших имя Раиса.

– Тебе какую Райку? Рыжую или белобрысую? А может быть, ту, что в прошлом году померла?

От знакомства с последней сыщица поспешно отказалась.

– Нет, мне живую, пожалуйста.

– А коли живую, так иди в двадцать пятую или в двадцать седьмую.

В двадцать пятой никто не открыл. А в двадцать седьмой, которая находилась на том же этаже, Саше открыла женщина, чья огненно-рыжая шевелюра буквально слепила глаза. Но она не пожелала признать Михаила Кокуева своим сердечным другом.

– Мишка? Кокуев? Не знаю такого!

– А другую Раису? Ее знаете?

– Ну, допустим, виделись мы с ней, и не раз.

– Ее сейчас нет дома.

– И чего? Выходной день у человека. Имеет право пойти и развлечься.

– А как бы мне с ней связаться? Очень надо.

– Слушай, тебе сама Райка нужна или ее хахаль?

– Вы его все-таки знаете?

– Таскался к ней один недомерок. Тоже в нашем доме живет. Тьфу! Глаза бы мои на него не глядели. Не люблю таких, которые при живой жене к другим бабам таскаются. Но подружка моя другого мнения придерживается. Ей лишь бы мужик, а уж какой он из себя, она разбирать не станет. Уже больше года, как пропал ее ненаглядный, а она никак не может успокоиться. Идиотка!

– Почему? Может, она его любила?

– И что с того? Вот ты хоть и сопля, но рассудишь не хуже взрослой. Вот ежели к тебе мужик таскается и говорит тебе, что жену свою совсем не любит, бросить ее обещал и на тебе жениться, но не сейчас, а когда-нибудь потом… Ты ему поверишь?

– Нет, конечно. Он просто гуляет от жены налево, а бросать ее совсем не собирается.

– Вот даже ты понимаешь, а Райка ему верила! Какая-то просто клиническая дура! Говорит, он очень порядочный, по монастырям ездит. А он потому и ездит, что грехи замаливать приходится!

– Этот женатый мужик и был Кокуев?

– Других кавалеров к ней и не ходило. Чудо, что хоть этого ей удалось подцепить. В ее-то возрасте и с ее куриными мозгами… Да и этот красавец ненадолго задержался, взял и пропал.

– А куда же он пропал?

– Тут странная история получилась. Когда Райка ко мне в слезах и соплях по поводу его пропажи явилась, то сначала я подумала, что исчез мужик, куда и все мужики обычно исчезают. Надоела ему любовница, другую себе завел или жена прознала, условие поставила, чтобы бросил он свою Райку. Ну, примерно в этом ключе я ей и высказалась. Бросил он тебя, смирись. А она еще сильней в слезы. Нет, говорит, не мог он меня бросить, потому что очень порядочный и обязательно бы меня предупредил, вздумай бросить.