дверь, я почувствовал на себе его взгляд.

Он был таким наэлектризованным, буквально прожигая каждый открытый дюйм моей кожи, пока он оценивал меня.

И было много обнаженной кожи под вечерним платьем, которое он выбрал для меня.

Это был тот же черный шелк, что и повязка на глазах, обернутая вокруг моей головы, материал стекал по моим крутым изгибам и тощим конечностям, как масляное пятно. Две панели, закрывающие мою грудь, были узкими, обнажая обе стороны моих выпуклостей, и соединялись в виде глубокой буквы V прямо над моим пупком.

Мои соски налились камушками в прохладном домашнем сквозняке и контрастном жгучем взгляде моего Мастера.

— Подведи ее поближе, — его голос разнесся по тому, что звучало как огромная комната.

Риддик толкнул меня вперед между лопаток с такой силой, что я споткнулась о край ковра и ухватилась за спинку чего-то, похожего на стул.

— Осторожнее с товаром, Риддик, — лениво приказал Александр, как будто ему было все равно, ранена я или нет, но мысль о том, что кто-то злоупотребит его вещами, была вопиющей.

— Да, сэр, — проворчал Риддик.

Его рука снова нашла открытую поясницу, но на этот раз он мягко подтолкнул меня вперед, пока мы оба не остановились у того, что я приняла за изголовье огромного обеденного стола.

Я резко втянула воздух, когда холодные пальцы коснулись пульса, яростно бьющегося на правой стороне моей шеи. Медленно я выпустила воздух с тихим шипением, когда эти пальцы скользнули вниз по моему горлу и по склону моей груди, чтобы остановиться на ее выпуклости.

— Меня готовили к этому с детства, — мягко сказал Александр, прижимая ладонь к моему сердцу. — Но я никогда не представлял себе, как опьяняюще будет владеть чем-то такой изысканной красоты.

— Приготовлен для этого? — спросила я, пытаясь сдернуть пелену с таинственного человека передо мной, чтобы раскрыть его истинные черты и форму.

Его смешок был просто нежным восклицанием. — Такой любопытный ум, Мышонок. Разве мы не говорили о том, сколько неприятностей это доставит тебе?

— Я не думаю, что мы действительно разговаривали вообще, — возразила я. — По крайней мере, я не знаю ничего ценного. Почему ты отплатил мне за спасение твоей жизни, разрушив мою? Почему ты держишь меня запертым в темноте с моими демонами, как душевнобольного?

— Осторожнее, — предупредил он низким рычанием, чтобы ни Риддик, ни миссис Уайт не услышали. — Мне нравится твой дух, но эта игра, в которую мы играем, — это нечто большее, чем просто удовольствие. Речь идет о выживании для нас обоих.

Я тихонько задохнулась от его слов и его пальцев, когда они ущипнули мой чувствительный сосок, и ощущение, словно направленный взрыв, пронеслось по моим нервным окончаниям.

— А теперь встань на колени, — скомандовал он достаточно громко, чтобы его голос эхом разнесся по залу и донесся до ушей всех, кто смотрит.

Я вздрогнула, когда мне пришло в голову, что действительно кто-то может наблюдать за нашей беседой. Мои уши напряглись, чтобы уловить любой окружающий шум, который мог бы выдать присутствие других посетителей.

— На колени, — снова приказал Александр.

Я упала на колени.

Было что-то, чего я не понимала в этой динамике между нами. Он был зловеще загадочным, когда я спасла ему жизнь в миланском переулке, но он не казался жестоким или садистским. Это, в сочетании с его загадочными словами о нашем взаимном выживании, поставило под вопрос всю его мотивацию унижать меня.

Поэтому я встала на колени.

И я молилась, хотя Бог никогда не был особенно добр ко мне или моим вопросам, ответы на которые освободили бы меня от моего рабства.

— Уходите, — приказал он всем, кто еще оставался в комнате.

Я выпустила мягкое выражение облегчения.

Как бы я ни хотела облегчить свою семью, удерживая Каморру на безопасном расстоянии и давая им дополнительное содержание Александра, я знала, что не хочу, чтобы меня высмеивали перед столовой, заполненной людьми.

Когда тихий щелчок закрывающейся двери оповестил об их уходе из комнаты, Александр снял с меня повязку.

Я моргнула, увидев созвездие ярких хрустальных люстр, отбрасывающих свет на всю комнату, и попыталась прийти в себя.

Удивительно, но он мне разрешил.

Столовая была длинной и узкой, с высокими сводчатыми потолками, куполообразными арками над огромными дверями и таким количеством позолоты, что все пространство, казалось, светилось пойманным солнечным светом, хотя небо за окнами было темным как смоль.

— Добро пожаловать в холл, — пробормотал Александр, нежно сжимая пальцами мой подбородок и наклоняя его, пока мои глаза не встретились с его глазами. — Здесь ты будешь есть со мной, когда я буду в резиденции.

Должно быть, он прочитал удивление в моих глазах, потому что его губы весело дернулись. — Ты ожидала, что тебя навсегда оставят в темноте моего бального зала, питаясь только ветчиной и черствым хлебом? Я же говорил тебе, Мышонок, все, что я возьму от твоего тела, вознаградится привилегиями. Хорошая рабыня ест со своим господином. Прошлой ночью ты доказала своим прекрасным ртом, что действительно можешь быть очень хорошей рабыней.

Моя оливковая кожа была слишком смуглая, чтобы показать, как она вспыхнула от яростного румянца, и я никогда раньше не была так благодарна за это. Я была одновременно довольна и отвергнута. Воспоминание о том, как я вцепилась ему в горло, было воспоминанием о вторжении, воспоминанием воина о войне, и все же я чувствовала триумф, несмотря на ужас, потому что это была битва, которую я выиграла.

— Да, — сказал Александр, отвечая на мои мысли так, как будто они у него тоже были. — Ты можешь ненавидеть меня и по-прежнему наслаждаться, доставляя мне удовольствие, моя Красавица.

Мои губы изогнулись влево, сдерживая бурлящие во мне эмоции. Я был настолько конфликтным, что мне стало плохо от этого.

— Ты знаешь, что покупатели ищут в будущем рабе? — спросил меня Александр, потянувшись за бокалом красного вина и взболтав его в миске.

Мои глаза уловили цвет, свет сквозь красное сиял, как кровь, и я загипнотизированно смотрела, как он вертит и вертит содержимое в своей большой руке.

— Это не обязательно послушный характер. Лучшие Мастера любят вызов. Это двойственность сильного ума и покорного духа, свирепого сердца. Только со всеми тремя раб может быть по-настоящему замечательным. Сильный ум испытывает крапиву хозяина, покорный дух — его награда, но без свирепого сердца ни один раб не доверится своему господину настолько, чтобы насладиться игрой.

Он перегнулся через подлокотник своего похожего на трон кресла, бокал с вином ненадежно болтался между его пальцами прямо над моими губами.

— Открой, — мягко приказал он.

Я приоткрыла губы, не