— И? вскидывает снежную бровь.

— У меня нет депрессии, и для психически больной я не подхожу.

— Но у тебя повышенное ощущение беспомощности, некомпетентности и нежизнеспособности без поддержки других людей.

— Зачем ты копаешься во мне?

— Чтобы понять, с чем столкнулся. Прежде чем что-либо сделать с объектом, его нужно изучить.

— Сделать? С объектом??? тупо повторяю я за ним, надеясь на пояснения. Хоть какие-то.

И в этот раз я их получаю.

— Смотри, он вальяжно разваливается на стуле, хотя барный стул не может позволить такой вольности, Но Игорь как-то умудряется, я обеспечиваю тебе полную защиту, я решу все твои проблемы, Лапочка. Тебе не надо ни о чем заботиться, я все беру на себя. И Ладу не будем беспокоить.

— Это слишком, я хмурюсь. Предложение странное и неудобное. Он, конечно, мне помог, Но … Но я его боюсь. И та прелюдия, что была сейчас… Мне не нравится. Совсем.

Он, конечно, не мошенник из сети, Но есть ощущение, что ловушки умеет еще хитроумнее расставлять.

— Нормально, шуршит его голос.

— Нет, я решаюсь настаивать на своем, понимая, что сейчас время проявить хоть немного силы. И ума. Игорь совсем не ангел-хранитель и не добрый принц из сказки, как я могла бы себе вообразить. Все его поведение говорит о хищнических намерениях.

Вот только, в отличие от других, он не обманывает.

Как машина, получил данные, проанализировал, теперь делает выводы. И предлагает решение. Вот только я опасаюсь… Соглашаться.

— Да, Лапа. Он подается вперед и впервые смотрит на меня открыто. Жестко и страшно. Морозом пробивает. Только, что я скажу, то и делаешь.

— Что я могу сделать такого? жалко и неуверенно улыбаюсь, жму плечами, надеясь снизить накал, свести. Это все… На более безопасные рельсы шутки.

— Встань на колени и отсоси у меня.

Я думала, у него до этого жесткий тон был? Я ошибалась!

Вот сейчас он жесткий!

И взгляд! Безумный! Холодный!

Он не шутит ведь. Не шутит. Смотрит на меня, изучает, как муху, пришпиливает на острие своего взгляда, не отпускает.

А у меня, кажется, вся кровь со щек уходит. Я прямо чувствую, как мертво становится внутри. Пусто.

Я ослышалась? Этого не может быть. Он не мог такого сказать.

Разочарование в этом человеке такое душераздирающее, что я чуть не задыхаюсь от горя. Смотрю вперед, а не вижу мужчину перед собой. Больше не вижу.

— Лада, срывается с моих губ беспомощный стон.

— Охренеть, морщится Игорь, то есть, кроме нее, никого? В любой ситуации, где чувствуешь слабость, ты ищешь только ее?

— Ты пошутил? цепляюсь я за надежду, что он все же нормальный человек, а не такой, как те, что привезли меня в Москву и хотели довести до больничной койки.

— Почему нет? усмехается Игорь, и взгляд у него пожирающий, голодный. Парню своему сосала? Я хуже?

— Никогда не делала ничего подобного, я медленно сползаю со стула.

Потому что надо уходить. Прямо сейчас уходить.

Убегать надо!

Меня больше не волнует его одиночество, его трагический склад характера, его таинственность и холодность. Все то, что совсем недавно привлекало. Потому что в очередной раз я ошиблась. И приняла его за совершенно другого человека. Дура! Вот, дура!

В самом деле, прав был… Да все они правы!

Это отклонение!

Это болезнь!

Один беды мне от этого, одни разочарования.

Понимаю, что еще немного, и расплачусь позорно и глупо, а потому стараюсь думать.

Слезы не помогут, слезы делают слабее… А значит, держусь, отступаю спиной в сторону коридора, не сводя настороженного взгляда с хозяина квартиры.

Он смотрит спокойно, насмешливо даже. Опять становясь тем Игорем, что так мне нравится. Нравился.

Потому что сейчас мне уже плевать, что он глубоко одинок, что у него какая-то травма душевная. Пусть сам справляется, я не смогу помочь. Он спасал мне жизнь, Но видимо, Это имело значение исключительно для меня.

Все что мне нужно, Это телефон. Номер Лады я знаю наизусть. Мне кто-нибудь даст позвонить, просто надо выбежать из этой квартиры.

Я разворачиваюсь и, отлепив себя силой от его взгляда, бегу с кухни в коридор. Платье приходится задрать повыше, чтобы не мешало бегу. Выскакиваю в просторную прихожую, где сразу, как я только появляюсь, зажигается иллюминация, осветив большой шкаф с зеркалами, диван на высоких темных ножках и жуткую дверь, похожую на бронированную сейфовую в золото хранилище. Еще не добежав до нее, я уже путаюсь в замках и ручках. А когда пытаюсь открыть, безуспешно, то понимаю, что замурована с этим ледяным демоном в квартире.

На истерике, которую я все же допускаю, пытаюсь кулаками достучаться до соседей.

Бессмысленно, бесполезно!

Набираю полную грудь воздуха, чтобы крикнуть, Но давлюсь, потому что сильные руки меня подхватывают и держат!

Он ловит меня со спины, Но как-то ловко переворачивает к себе лицом, держа над полом.

Не выпуская, пришпиливает к стене, наваливается своим сильным телом, заставив меня раздвинуть ноги.

Не могу с собой справиться, кричу, плачу, колочу его кулаками по плечам, понимая, что все впустую!!!

— Слышишь меня?! перекрикивает он мой рев. Ира! Я ничего тебе не сделаю, ничего! Успокойся! Все, что хочу от тебя, чтобы меня звала на помощь! Не Ладу! Меня!

— Нет, пусти, я не хочу! Не буду! Я ничего не буду! мне страшно, горько и ужасно. Практически не понимаю, что он мне кричит, его руки на теле, его тяжелое дыхание, его жесткое тело, не позволяющее мне двигаться, не дают нормально слышать!

— Лапа, Лапочка, он не держит меня, сильно вдавливает в стену. Лапочка! Прости меня!

— Не буду! Не буду ничего! бьюсь в его руках. Пусти! Пусти! Лучше убей!

— Я здесь, я смогу защитить, торопливо шепчет мне в ухо, не давая пространства для побега. Успокойся, все хорошо. Тебе нечего бояться.

— А тебя? кричу я, стараясь вылезти из его стальных объятий. Реву, уже обессилев, руками упираюсь в широкие плечи.

— Меня пусть другие боятся, Но не ты, он сам начинает задыхаться, говорит трудно. Это была глупая шутка. Идиотская совсем. Ира!!!

— Нет!!! Нельзя так с яичницей! Гад! Ты гад! Это еда! Кто голодал, так к еде не относиться, а ты… Ты… Ты, я понимаю, что несу бред, яичница опять эта… Всхлипываю обессиленно и ослабеваю в его руках. Голова сама падает на жесткое широкое плечо.

Взрыв эмоций, страха настолько вымотал, что не могу даже пошевелиться.