– Мне-то откуда знать?

– В ее семье были долгожители? Нет ли среди ее родственников страдающих раком или заболеваниями сердца?

– Зачем ты об этом спрашиваешь?

– Затем, что Натали уже в том возрасте, когда человек невольно начинает задумываться о смерти. Она понимает, что времени у нее мало, и она не может себе позволить поступать так, как это кажется правильным тридцати или сорокалетним.

– Так ты одобряешь этот брак?

– Нет, но и не берусь осуждать. Просто Натали иначе смотрит на жизнь, чем мы с тобой.

Сюзанна решительно скрестила руки на груди.

– Здоровье у нее прекрасное. Она проживет, по крайней мере, лет двадцать и даже больше.

– Вот слова истинно любящей дочери. И где тут логика? Ты же хочешь порвать с ней отношения.

– Это Натали хочет вычеркнуть меня из своей жизни. Она уже сделала выбор.

– А мне кажется, что выбрала ты сама. Натали хочет, чтобы с ней рядом были дети и внуки, поэтому и прислала тебе приглашение.

– Но… свадьба, Марк, как же свадьба?

Он тяжело вздохнул:

– Она хотела поговорить с тобой заранее, но не решилась. Что поделаешь – она такая, какая есть. Предпочитает официальный стиль и более старомодна, чем ты. И это нормально – вы принадлежите к разным поколениям, так же как ты и твоя дочь. Словом, у тебя два пути: либо ты окончательно рвешь с ней, либо превозмогаешь обиду и едешь в Асконсет. У тебя еще есть время подумать, Сюзанна…

Грег проснулся так же рано, как и его сестра. Первые лучи солнца позолотили крыши соседних домов. Вашингтон был на пороге еще одного жаркого июньского дня – влажность в воздухе чувствовалась уже сейчас. Жаркий воздух обволакивал, лишая воли к действию.

Во всяком случае, это пытался внушить себе Грег, стоя у раскрытого балконного окна. Обычно в это время он уже собирался на работу. Но жизнь выбилась из привычной колеи. Вот уже три недели, как его электронный адрес завален почтой, автоответчик – телефонными сообщениями, а стол – бумагами, предложениями, просьбами, журналами.

Он мог бы на время переложить свою работу на плечи подчиненных, но кто поможет ему здесь, дома?

Да, он убрал квартиру, а вчера даже устроил стирку. Застелив постель, Грег приготовил завтрак, прочитал газету от корки до корки и рассеянно покосился на портативный компьютер, размышляя о том, что хорошо бы еще умыться и одеться.

Однако вместо этого он по-прежнему слонялся из комнаты в комнату в одних шортах, то и дело поглядывая на часы. В девять позвонил в Акрон. К телефону, как всегда, подошла теща.

– Привет, Сибил. Джилл дома?

Последовала пауза, затем осторожное:

– Она в другой комнате и вряд ли захочет с тобой разговаривать.

– Она моя жена. Нам надо поговорить. – Молчание. – Сибил?

– Да, я слушаю.

Он почесал затылок и вздохнул:

– Ну, хорошо, хорошо. В последний раз, когда я звонил, я был очень расстроен. Мне не следовало быть с ней таким…

– Грубым?

– Да.

– А теперь ты настроен по-другому? – скептически осведомилась мать Джилл.

Да, злость и обида прошли. Появилось незнакомое чувство, не поддающееся точному определению.

– Мне тоскливо без Джилл. Я скучаю по ней. Должно быть, жалобные нотки в его голосе тронули Сибил, потому что она вдруг сказала:

– Подожди, не вешай трубку.

Ждать пришлось долго. За дверью, наверное, идет спор. Джилл не хочет брать трубку.

– Привет, Грег, – послышался, наконец, ее голос. – Что случилось?

– И ты еще спрашиваешь! – взорвался он, но тут же благоразумно взял себя в руки. – Прости, я хочу извиниться перед тобой. Мне не следовало кричать на тебя в прошлый раз.

– Ты прав.

– Я был вне себя.

– Ты выбрал неверный тон.

– Знаю. – Он плотнее прижал к уху радиотелефон и вновь принялся нервно расхаживать по комнате взад вперед. Без Джилл квартира опустела. – Я соскучился по тебе. – Сибил эта фраза растрогала – может, и Джилл смягчится?

Но в ответ он услышал нечто прямо противоположное.

– Теперь ты понимаешь, как я чувствовала себя последние пять лет! – выпалила она. – Ты ездил по стране – делал бизнес, так сказать. Но с меня довольно. Брак – это союз двоих, Грег. В браке главное «мы» – ты и я. Правда, о нашей семье этого не скажешь. У нас главное – ты, твоя работа, твои клиенты, твои друзья. Обо мне ты всегда вспоминаешь в последнюю очередь. Зачем ты вообще женился?

Странно, он никогда не задавал себе этот вопрос. За пять лет он ни разу не пожалел, что женился на Джилл. Ее замечание показалось ему несправедливым.

– О том же самом я могу спросить и у тебя, – огрызнулся он. – Что это за жена, которая при первых же трудностях уезжает к маме?

– Иначе тебя не проймешь.

– Ты моя жена и должна быть со мной, дома.

– Только потому, что я твоя жена? А я думала, что мы вместе, потому что любим друг друга.

– Так оно и есть.

– Да ты даже не знаешь, что такое любовь!

Он потер переносицу и негромко выругался.

– Ну же, Джилл, давай не будем начинать все сначала.

– Нет уж, я хочу разобраться. Слова словами, но мне надо знать, что за ними стоит!

Понятное дело, она женщина. Но он мужчина, и его мозг в принципе не способен сосредотачиваться на таких понятиях, как «любовь», «душа» или «вечность».

Как бы там ни было, она его законная жена.

– Прекрасно, – проговорил он вслух. – Возвращайся, тогда и поговорим.

Ответом было молчание.

– Джилл…

– Не хочу возвращаться. Я знаю, что будет: едва увижу тебя, как тут же сдам позиции.

Его губы чуть тронула улыбка.

– Потому что ты любишь меня.

– Да, я никогда этого не отрицала. Но это не значит, что я останусь с тобой. Я не могу так жить, Грег. Мне одиноко.

Одиноко. Знакомое чувство.

– Возвращайся, родная моя, – взмолился он дрогнувшим голосом, – Возвращайся, и мы все обсудим.

Она молчала.

– Джилл?

– Я дам тебе знать.

Оливия проснулась почти одновременно с Сюзанной и Грегом, но если Сюзанне не спалось от тревоги, а Грегу – от одиночества, то Оливию разбудила тишина. Она сидела у окна и встречала свой первый рассвет в Асконсете.