– Но должны ли и мы присутствовать при приведении этого приказа в исполнение? – спросил Жюльен. – Друг мой, проведя ночь в снегу, еле стоит на ногах. И я был бы вам благодарен, если бы вы разрешили нам где-нибудь отогреться.

– Как вам угодно, господа, – вежливо ответил адъютант.

Через десять минут в комнату, где находились друзья, вошли полковник со старостой.

– Взгляните, Сергей Иванович, на ваших подзащитных, – сказал адъютант. – Они с радостью пожмут руку человеку, который столь своевременно пришел к ним на помощь. Вам, только вам, обязаны они свободой!

Путешественники бросились обнимать старика.

– А теперь, когда справедливость восторжествовала, разрешите пригласить вас, господа французы, к завтраку, отличному от тех, что давали вам в течение этих двух дней… Вы составите нам компанию, Сергей Иванович? Правила не возбраняют вам провести с нами полчаса за сердечной беседой.

– С удовольствием, Василий Петрович, хотя времени у меня в обрез: колонна вот-вот выступит в путь.

– Вы догоните ее на санях бывшего начальника конвоя. К тому же мне велено передать вам, что его превосходительство желает, – подчеркнул адъютант последнее слово, – чтобы остаток пути вы проделали в повозке.

– Нет, – твердо произнес староста. – А его превосходительство ничего не просил вас передать мне лично?

– Вот его точные слова: «Скажите тому, с кем вершили мы вместе ратные подвиги и делили славу, что воспоминание о нем живет в моем сердце и что…»

– И что?..

– «И что я надеюсь на его скорейшее возвращение в наши ряды и занятие им места, которого он достоин».

– На все воля Божья! – скромно молвил ссыльный.

Денщик принес самовар и заварочный чайник с ароматным чаем, по достоинству оцененным при таком морозе. Стол был уставлен разнообразными продуктами, собранными в спешке и только что размороженными: ведь в дороге и мясо, и консервы, и хлеб, и фрукты превратились от холода в ледышки. Оказавшиеся волею судьбы за одним столом четверо сотрапезников, отдавая должное вкусной еде на этом импровизированном пиру, сначала почти не разговаривали. Когда же чувство голода прошло, завязалась беседа.

– Итак, господа, вот что я понял: сколь бы странным это ни казалось, вы решили совершить подвиг, впервые в истории отправившись в Бразилию через Азию, – произнес адъютант. – Покинув Россию, вы посетите еще два американских субконтинента.

– Призна́юсь вам честно, за последние два дня я совершенно забыл об этом! – ответил весело Жюльен. – А ты, Жак?

– То же самое! Я уже начал было привыкать к походной жизни. Не то чтобы она доставляла мне особое удовольствие, но считал условия, в которых мы находились, вполне приемлемыми и был уверен в успешном завершении нашего путешествия, как вдруг случилось это досадное происшествие…

– Которое, наверное, вызвало у вас глубокое отвращение к странам с холодным климатом, – печально заметил староста. – Это так естественно, не правда ли, Василий Петрович?

– Вы правы, Сергей Иванович. И господа должны возносить хвалу своей звезде за то, что встретили в вашем лице благородную душу.

– Позвольте не согласиться с уважаемым полковником Михайловым. Нет, я вовсе не возненавидел путешествия по суше – единственно возможный для меня вид передвижения, – промолвил добродушно Жак. – Но…

– Ну-ну, – сказал другу Жюльен, – признайся, ты хотел бы вернуться в Париж? Национальная гордость здесь ни при чем: ведь мы отправились в путешествие не за славой. Поскольку это я подверг тебя таким испытаниям, то обязан вернуть тебе твое слово. Кто знает, уж не решил ли ты сменить маршрут и, вернувшись в Европу, добраться до какого-нибудь порта, чтобы отправиться оттуда прямиком в Рио-де-Жанейро?

Жак замахал обеими руками.

– Нет, уж лучше встречать на каждом шагу капитанов Еменовых! – возразил он с такой горячностью, что Жюльен удивился. – Лучше вернуться в партию ссыльнокаторжных и спать по ночам в снежной постели, приготовленной ворами!.. Лучше пешком дойти до Берингова пролива, зимовать за Полярным кругом, приручать белых медведей и вместе с чукчами пить в чуме[27] тюлений жир, чем находиться на борту корабля!.. Ты прав, национальная гордость не имеет к нашему путешествию никакого отношения. Мы не англичане и пари не заключали. В путь я отправился под твоим давлением и особого энтузиазма в дороге не проявлял. Но сейчас честно заявляю тебе, что намерен идти только вперед, даже если придется сложить свою голову. Скажу прямо, у меня было немало сомнений. Но сегодня мое желание твердо. Повторяю: только вперед, как говорят в таких случаях американцы!

– Браво! – воскликнули в один голос его собеседники, взволнованные неожиданным признанием.

– Если вы мне верите, – продолжал Жак, – то поднимем бокал за здоровье нашего высокого друга полковника Михайлова и за его превосходительство генерал-губернатора, а затем, воспользовавшись любезным предложением полковника Пржевальского, не теряя ни минуты, отправимся в его сопровождении в Иркутск!

– Я полностью в вашем распоряжении, господа! – галантно ответил адъютант. – Рад вашему решению хотя бы потому, что мне предстоит приятная поездка в компании с такими славными людьми, успевшими уже завоевать мою симпатию.

– Вы же завоевали нашу, поверьте! – заявил с жаром Жюльен.

– И вот еще что, – произнес полковник. – В Ишимском я узнал от стражника, что приключилось с вашим багажом. Все было разграблено, остался только этот саквояж с документами, почему-то не привлекший внимания мародеров. Взгляните, на месте ли бумаги.

– Все цело: паспорта, рекомендательные письма, банковские поручения, даже моя карта, – сказал Жюльен, бегло просмотрев содержимое сумки. – Все в порядке, приношу вам благодарность!

– Ну что ж, друзья, в дорогу! Сани большие, места всем хватит. Мы будем рады еще какое-то время побыть с вами, Сергей Иванович. Неужели ваше решение идти по этапу окончательное?

– Да, Василий Петрович.

Не успели пассажиры усесться, как сани нагнали мрачную колонну. Полковник Михайлов, снова ставший просто старостой, сошел с саней и обнял крепко Жюльена и Жака, в чьих глазах стояли слезы. Избавленные от испытаний, которые пришлось им пережить в течение тридцати шести часов, но хорошо теперь представлявшие себе все ужасы, выпадающие в пути на долю несчастных этапников, Жюльен и Жак оплакивали судьбу ссыльного полковника и одновременно восхищались его решимостью.

– Прощайте!.. Прощайте, дети мои! – повторял сдавленным голосом полковник Михайлов.

– Нет-нет, не прощайте, а до свидания! – энергично возразил Жак. – Надеемся встретить вас на обратном пути в Петербурге. До той поры вы уже вновь займете подобающее место в науке. Так что – до свидания!