Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лаура опустила голову и несколько секунд молчала.
– Большое спасибо, извините, – через некоторое время сказала она.
– Не желаете ли еще чего-нибудь? – услужливо спросил портье.
– Нет, – сказала Лаура, – больше ничего.
Портье вышел из ее номера, а Лаура села на огромную двуспальную кровать и впервые в своей жизни закурила.
Этот же самый портье вышел на работу только через день. И ему сообщили, что девушка из шикарного номера люкс на последнем этаже не только никуда не выходила из своего номера, но и не заказывала к себе в номер никакой еды.
И портье поднялся к ней в номер и постучал. Ему никто не ответил.
Тогда портье повернул ручку и увидел, что дверь не заперта.
– Простите, – сказал он, открывая дверь, – но вы не отвечали, и я подумал, не случилось ли у вас что?
Он вошел в номер и увидел, что девушка, которую он поселил сюда три дня назад, сидит на огромной двуспальной кровати и курит сигарету. Около кровати стояло несколько пепельниц, доверху заполненных окурками.
Девушка выглядела неплохо, за исключением того, что она была слишком бледна, и того, что она была еще совсем ребенком.
Портье немного помедлил, а потом сделал еще один шаг и повторил:
– Простите меня, но я подумал, не случилось ли у вас что?
Только тут Лаура его заметила, хотя он стоял перед ней вот уже несколько минут.
Лаура подняла на него глаза и сказала:
– Ну что, – сказала она, – научить тебя целоваться?
Портье был несколько удивлен, но через некоторое время он сел на кровать рядом с Лаурой.
В тот же день, но уже к вечеру Лауру нашел Грег. Он вошел в ее номер и увидел, что она сидит на кровати и курит. Она была очень бледна, но глаза ее были сухими.
Лаура увидела Грега и сказала:
– Домой я не поеду.
Грег подошел к ней и обнял ее.
– Хорошо, Лаура, как скажешь, я все сделаю, что ты хочешь, все-все, обещаю тебе, – сказал Грег, – даже если за это мне придется сесть в тюрьму.
– Ты же этого больше всего на свете боишься, – сказала ему Лаура.
– Уже не боюсь, – сказал Грег, – все, больше не боюсь.
И только тут Лаура впервые за эти дни разрыдалась. Грег прижал ее к себе и гладил по голове.
– Ну хочешь, я убью его? – спросил Грег.
– Что ты, Грег, – сказала Лаура, – разве это мне поможет?
И дождь за окном, ливший все эти три дня, уже, кажется, собирался заканчиваться. И на небе уже округлялись большие яркие звезды, которые говорили о том, что теперь на земле будет снова хорошая погода.
Ни Лаура, ни Александр так больше в нашем городе и не появились. Но их история еще долго не давала покоя всем нашим жителям.
У нас в доме, например, во время завтраков, обедов и ужинов только о них и говорилось.
– Вы даже не представляете, – говорила всем моя мать Молли, – Александр все-таки бросил Лауру, и я с самого начала была просто уверена, что все именно так и произойдет.
– Конечно, так и должно было в конце концов случиться, – вторила моей матери ее дорогая сестра Мэгги, – но Лаура, она же еще совсем ребенок, и зачем она вообще поехала за ним?
– А как вы думаете, – спрашивала тогда у всех присутствующих какая-нибудь из моих ненормальных бабок, – а между ними что-нибудь было?
– А как же, – со знанием дела отвечала ей другая моя ненормальная бабка, – а как же иначе?
– Говорят, что они теперь в Европе, – продолжала моя мать, – но только в разных странах. Лаура, кажется, в Париже, изучает историю искусств, Грег сделал ей такой подарок. А вот в какой стране Александр, этого никто не знает.
– А еще говорят, что Александр вовсе не бросал Лауру, он сделал это как раз для того, чтобы защитить ее, – говорила моя тетка, мамина дорогая сестра.
– Защитить? – удивлялась моя мать, – да что ты такое говоришь, Мэгги?
– Да, – продолжала моя вездесущая тетушка, – говорят, что сэр Валентино сильно пригрозил им, и Александр не мог так рисковать, он уехал ради Лауры.
– Да ты что? – надрывалась тогда моя мать, – почему же тогда ни Лаура, ни Грег не хотят даже и слышать ничего об Александре?
– А откуда тебе это известно? – спрашивала ее моя тетка.
– Люди так говорят, – пожимала плечами моя мать.
– Да, многого, многого мы еще не знаем, – вздыхала тогда моя тетушка.
И им было глубоко наплевать на то, что у их дочки и племянницы Розмарин, то есть у меня, кусок в горло во время всех этих разговоров не пролазил.
И только мой отец поглядывал на меня с сочувствием. Но их разговоров никогда не прерывал, так как очевидно полагал, что вся эта болтовня поможет мне всю эту историю быстрее пережить.
А мой кошмарный кузен Чарли, сами понимаете, во время всех этих разговоров только похабно ухмылялся. И я не знаю, что уж он там во время своих похабных ухмылок думал, но мне и с противоположного конца стола было прекрасно видно, что мысль, как таковая, вообще нечастый гость в его голове.
И только маленькой сестренке Чарли Монике эта история была глубоко по барабану. Она вылавливала вилкой ягоды из нашего варенья и была рада, что взрослым было в последнее время решительно не до нее.
А я же скрепя сердце выносила все эти разговоры и только по ночам в своей комнате могла расслабиться и отдохнуть. И сколько угодно думать о самом идеальном человеке на земле, сердце которого отныне и навек принадлежало другой.
Я подходила к окну и прислонялась лбом к холодному стеклу.
Из моей комнаты было прекрасно видно, как два привидения в белых балахонах танцуют твист у бассейна при луне со свечками в руках.
Прошло три года. Мне исполнилось восемнадцать лет, и на день рождения отец подарил мне красивое, по его понятиям, розовое платье.
Мне было жаль отца, и я сказала ему:
– Спасибо, папочка, такого красивого платья нет ни у кого.
– Такой красивой дочери тоже нет ни у кого, – сказал мне мой растроганный отец и поцеловал меня в лоб.
И я поднялась в этом идиотском платье в свою комнату и там сорвала его с себя и забросила в шкаф. И мне было тем более обидно, что я знала, что у Лауры Бенито тоже скоро день рождения, и ей тоже исполняется восемнадцать лет, и ее ожидали вовсе не такие глупые подарки.
Ее любящий братик, расторопный Грег Бенито, приобрел специально для нее красавицу-яхту и обернул ее в разноцветную оберточную бумагу, и перевязал огромным голубым бантом.