Осознание является испытанием величайшей тайны. Я не могу осознать ваше осознание, я могу только косвенно участвовать в этом процессе. Бихевиорист наблюдает людей и крыс, "как если бы" они не осознавали, как если бы они являлись предметами. В результате бихевиорист становится инженером, создателем поведения, а именно контролером и манипулятором.

Пусть он допустит эту основную функцию — открытие. Без осознавания ударов и инстинктивных потребностей ни одно животное не откроет, что хочет от него экспериментатор.

Для меня важно использовать эти термины, которые открывают целую область абстракций и приспособлены к языку. Жаль, что мы не имеем несколько общеязыковых терминов для понятия гештальт; такие, как паттерн, мелодия, конфигурация — уж слишком специфичны. Я полагаю, что мы, продолжая тему гештальта, натолкнемся на них. Понимание гештальта выглядит достаточно просто на примере мелодии. Если вы транспонируете музыкальную тему из одной тональности в другую, тема остается той же, хотя, на самом деле, вы изменяете каждую ноту. Если вы хорошо знаете мелодию и кто-то напоет первый такт, вы автоматически закончите ее.

Таким образом, мы возвращаемся к одному из основных законов формирования гештальта — напряжение, возникающее из необходимости завершения ситуации, называется фрустрацией, завершение ее называется удовлетворением. По латыни — "достаточно" — делать: делать так, чтобы иметь достаточно. Другими словами, завершение (англ.), — заполнение себя до тех пор, пока не станете наполненным. При удовлетворении дисбаланс уничтожается, исчезает. Инцидент исчерпан.

Так же, как баланс и открытие, фрустрация, удовлетворение и завершение встречаются на всех уровнях существования. Я думаю о ситуации продолжающейся войны — фрустрации и возможном ее завершении — мире. Я особенно имею в виду воюющего человека, конечно, и сравниваю свое собственное положение во время 2-й мировой войны — с одной стороны, ужас и комфорт бомбоубежища — с другой.

Когда разразилась гитлеровская война, я уже хорошо обосновался в Йоханнесбурге, точнее, мы обосновались, так как Лора тоже имела практику. Я еще не порвал с фрейдизмом официально. Это произошло позднее. По правде говоря, я даже могу указать точную минуту, когда это произошло, и я почувствовал полную свободу от этих идеологических кандалов, восстав против системы Фрейда. Позднее я склонился к тому, что немного перегнул палку с оппозицией, но я стал недостаточно высоко оценивать и самого Фрейда, и его открытия.

Разрыв произошел тогда, когда я встретил в Кейптауне Марию Бонапарт, греческую принцессу. Она была другом и последователем Фрейда. Я завершил и отпечатал рукопись "Эго, голод и агрессия" и дал ей почитать. Возвращая рукопись, она провела со мной шоковую терапию, которая мне так нужна была тогда. Она сказала: "Если вы не верите больше в теорию либидо, Вам лучше подать заявление об отставке". Я не поверил собственным ушам. Научный подход базировался на догмате веры?

Конечно, она была права. Либидо было каким-то неясным способом связано с половыми гормонами, но Фрейд, страдая, как и я, от стремления к систематизации, должен был найти общее понятие для собственной модели человека. Он определил это общее, как либидо. При ближайшем рассмотрении это общее определение играет роль джокера в картах. Оно может подходить для множества вещей сразу, будь то сексуальный импульс, привязанность, чувствительность, любовь, формирование гештальта, жизненная энергия. Бедный Вильгельм Райх, пытавшийся найти эквивалент для этой семантической мешанины в физической реальности.

Как бы то ни было, но я не подписал заявление об отставке. Меня и не исключили, просто мои отношения с Психоаналитическим институтом и др. иссякли. Я сделал бы остановку, если бы ее не сделала война.

Гитлеровский Африканский корпус свободно прошел в Северную Африку. Южно-Африканская дивизия была захвачена в Тобруке. Я не знал, что делать. Моя степень доктора медицины была недействительна в этой стране. Я желал стать военным медиком, но меня отослали с требованием сдать экзамен по гигиене. Это предоставило бы мне некоторые полномочия. Я изучал этот предмет с двумя моими товарищами в течение нескольких месяцев, но когда наступил экзамен, они сдали его, я потерпел фиаско.

Вскоре был издан закон, временно признающий иностранные степени докторов медицины. Так я стал врачом-офицером и прошел подготовительный курс. Нас называли каторжниками, скованными общей цепью. На нас, действительно, стоило посмотреть. Смешно снова оказаться солдатом и подвергнуться испытаниям. Потом нас отправили в госпиталь.

Жизнь там была крайне однообразной. Я удивлялся, как много нам удавалось выпивать чая. Мой ординарец будил меня словами: "Чашка восхитительного чая", потом чай за завтраком, 10-часовой чай, 4-часовой чай, чай за вечерней закуской.

Наш командир был офицером запаса и еще не доказал свою деловитость. Все писалось в 3-х экземплярах и регистрировалось. Через год мы избавились от него. Полковник регулярной армии занял его место. Он пригласил нас и сказал: "Джентльмены, вы одновременно врачи и офицеры. Я верю, что вы ответственные люди и знаете свое дело. Я предлагаю вам почаще использовать телефон, а не ручку". Мы почувствовали облегчение, что он не страдал болезнью "красный солитер". Поток больных удвоился без лишней затраты времени.

Главная сестра моей палаты, доброволец из Ванкувера была нежной и сексуальной, способной и к тому же одной их квалифицированнейших и надежных людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни. Я настолько сильно уважал ее, что никогда не приставал. Лиса и кислый виноград? Возможно.

Больные, конечно же, были распределены в соответствии с принадлежностью к той или иной расе. Разделение на белых и черных после возникновения апартеида в 1946 году возросло, но ни на минуту не верьте, что при более либеральном режиме Яна Смита будет хоть какой-то налет социального равенства. Белые назывались европейцами, а черные туземцами, ни одному туземцу не разрешалось спать в одном доме с европейцем или пользоваться тем же туалетом. У них были отдельные автобусы и отдельные кварталы.

Я видел две формы умственного расстройства среди туземцев. Одна встречалась у урбанизированного туземца, который говорил по-английски и по-африкански, на исковерканном датском. Он страдал неврозом беспокойства в тяжелой форме. Необученный туземец родом из Крааля, места разработок природных ископаемых, страдал шизофреническим типом невроза. Я не мог с ним иметь дело даже через переводчика и отослал его к знахарю, потом он вернулся вылеченным.

Европейские неврозы имеют обычно яркие ярлыки, хотя это очень упрощено. Обычно у англичанина наблюдается невроз характера, у евреев — истерия, у немцев — компульсивные особенности.

Для моих коллег постепенно становилось ясно, сколь много существует психосоматических заболеваний. Начальник медицинского отделения внутренних болезней сказал в начале нашего знакомства: "За каждым неврозом скрывается язва желудка". А в конце: "Перлз (американский обычай очень неодобрительно относится