– А если не найдут?

– Пусть учатся добывать еду как все. А то они уже и летать почти разучились…

– Опуститься легко, а вот подняться сложнее, – изрёк Старометёлкин.

Дед Мороз почесал в затылке:

– Вопрос серьёзный. Так что будем делать: сообщать или не сообщать?

– А давайте поставим вопрос на голосование, – предложила Берёзкина.

– Давайте! – согласились все.

– А я против, – сказал Мерзлякин.

– Ты всегда против, Мерзлякин, – зашумели снегови́чки. – Из вредности.

– Погодите, – поднял руку Дед Мороз. – Почему ты против?

– Ты ведь сам говорил, что каждый должен отвечать за свои поступки.

– Говорил, – кивнул дед.

– Значит, у кого телефон, тот и должен решать: звонить или не звонить?

Все растерянно посмотрели на деда.

– Мерзлякин прав, – улыбнулся Дед Мороз. – Я капитан. Мне и решать… Поэтому – всем в койку и отбой!

Никто не стал спрашивать, звонил дедушка Снегурочке или нет. Но все были уверены, что он принял правильное решение.

Подходил к концу третий месяц плавания. Океан обсосал айсберг, как огромный леденец. От «Великого Устюга» осталась льдина размером с обычный небольшой пароход. Семьдесят пять метров в длину, двадцать пять в ширину и десять в высоту. Чайников подсчитал, что размеры уменьшились почти в сто раз…

Правда, плюсовая температура закончилась, и ночами случались заморозки. Однако айсберг продолжал подтаивать. Кроссовкин, регулярно делавший замеры, сообщил, что в день они теряют по метру. Все вещи путешественники перетащили ближе к центру и постоянно сдвигали леерные ограждения.

По карте до северного берега Антарктиды оставалось около 500 миль. Погода испортилась. Начались сильные ветры и шторма, в иные дни волна почти захлёстывала борта. Теперь, когда айсберг уменьшился в размерах, стала ощущаться качка. Собаки перестали есть. А снегови́чки жаловались, что их тошнит. Во время последней бури, длившейся два дня, сорвало и унесло одну из лодок. И капитан Мороз запретил команде выходить на палубу, чтобы кого-нибудь случайно не смыло.

– Мы находимся напротив Огненной Земли. В этом районе шторма́ – обычное явление, – объяснил дед. – Здесь Атлантический океан переходит в Тихий, а с другой стороны – в Южный. Мы на стыке трёх океанов, и у каждого – свой характер…

То ли из-за непогоды, или сказывалась общая усталость, но моряки вдруг как-то погрустнели и потускнели. Всё чаще вспоминали Дедморозовку и, собираясь в уют-компании, без особого энтузиазма пели «Привет, пингвины!». Снегирёк почти не вылетал из бороды капитана Мороза. Даже деятельный и жизнерадостный Морковкин однажды признался Пирату:

– Конечно, путешествия – это здорово. Но я тут подумал, что у нас в деревне не хуже…

– Я вообще не очень хотел плыть, – сказал пёс.

Морковкин удивился:

– А почему же ты согласился?

– Я был нужен тебе, – объяснил Пират. – Понимаешь, очень важно, чтобы ты был нужен.

– Ага, – кивнул снеговичок. А про себя подумал: «Вот я никому не нужен…»

Морковкин любил мечтать. Но не просто мечтать – Морковкин мечтал о подвигах. Например, спасти, как Дед Мороз, рыбаков со льдины. Или освободить попавшего к браконьерам дельфина или кита. Или прыгнуть с борта и достать из воды тонущего Фуфика. У него, кстати, была такая мысль, но снеговичок испугался: ведь если прыгнуть в воду, то через минуту утонешь, как говорил Дед Мороз. К тому же Фуфик и так неплохо плавал…

В общем, Морковкину не везло. Все подвиги доставались другим: Кастрюльников поймал акулу, Брошкина обнаружила, хотя и мусорный, но остров. Даже пиратская пуля досталась Варежкину!

Правда, однажды снеговик спасал лося… но не один, и в прошлом году, и вообще про это все давно забыли! Жизнь проходила бесславно.

В тот день Морковкин заступил на ночную вахту. Погода была скверная. С неба сыпался то снег, то ледяной дождь. Океан штормило, и «Великий Устюг» переваливался с боку на бок, как утка.

«Что толку от вахты? – думал снеговичок, вглядываясь в темноту. – Всё равно ничего не видно. И даже если попадётся встречный айсберг, ничего сделать не успеешь!»

Темноты Морковкин не боялся, а вот когда завыл ветер, стало немного не по себе. Он прислушался. Ветер завывал как-то странно… Как будто не только выл, а ещё и лаял:

– Ав-ав-ав-ав-ра-а-ал!

Морковкин выглянул из рубки и увидел, что надувную лодку сорвало с привязи и мотает по всей палубе, а Фуфик, вцепившись в верёвку зубами, пытается её удержать…

Снеговик бросился на помощь. Но тут послышался треск, и посередине айсберга, там, где стояла мачта, по льду поползла трещина. Трещина расширялась…

– Фуфик, сюда! – закричал Морковкин. – Брось её!.. Слышишь?!

Но щенок или не слышал, или не хотел упустить лодку, которая норовила свалиться с кормы…

– Вот балбес. – Морковкин разбежался и перепрыгнул через разлом.

И в этот момент айсберг раскололся.

Всё произошло так быстро, что никто не успел опомниться. Услышав грохот, снеговики выскочили из своих кают и теперь растерянно озирались: не было ни мачты, ни кормы.

Дед Мороз собрал команду в уют-компании:

– Все целы?

– Вроде бы все.

– Морковкина нет, – заметил кто-то.

– Морковкин в вахтенной рубке, – сказал Варежкин. – Сейчас его смена.

Но в рубке никого не оказалось.

– И Фуфик исчез, – сообщил мокрый от дождя Пират.

– Или они остались на корме, – предположил Чайников. – Или…

– Будем надеяться на лучшее, – сказал Дед Мороз. – Сейчас мы всё равно ничего толком не узнаем.

Шторм продолжался всю ночь. Только к утру волны успокоились. Но над океаном повис густой туман, словно кто-то пролил молоко и не спешил его вытереть. Другой конец палубы и то было видно с трудом.

Снеговики кричали до тех пор, пока не охрипли.

– Это бесполезно, – сказал Чайников. – В тумане слышимость нулевая. К тому же за это время их могло отнести миль на двадцать – тридцать.

Гага совершила несколько пробных вылетов, но в конце концов сдалась:

– Ничего не видно и не слышно.