Личность графа Корфа поистине являлась почти чудом — его создавала команда Маричева многолетними усилиями. И можно ли было теперь заподозрить такого блистательного современного аристократа-бизнесмена в причастности к нашей разведке?! А с Антоном Лавриным Вадима связывали сугубо служебные отношения. Поэтому Мария Силантьевна и оказалась объектом их двойной опеки… по приказу Маричева.

Весь же казус состоял в том, что отец Ивлевой — Силантий Семенович, будучи нашим представителем при ООН, осмелился просить всемогущего Льва Петровича о спасении своей дочери, о чем, конечно, Мимоза и помыслить не могла. Пребывая в академической среде, молодая профессорша не могла себе представить, каков реальный расклад внутри правящей верхушки. К тому же намертво связанной и за пределами отечества с «сильными мира сего».

Интересы сего международного сверхзакрытого и сверхмогущественного слоя всегда были и, скорее всего, так и останутся непонятными большинству простых смертных, населяющих многострадальную нашу планету. Отсюда и собственные размышления Мимозы, отнюдь не ясновидицы, над происходящими событиями не могли привести ее к их глубинному пониманию. Но, к ее счастью, успех борьбы между «серым кардиналом» и могущественным стариком Маричевым за судьбу профессора Ивлевой в сей момент оказался на стороне последнего…

* * *

Вилфред Герлинг был единственным сыном регенсбургского нотариуса, сухого и чопорного, подавлявшего неизменной холодностью свою тихую супругу и тщедушного отпрыска. Поэтому юный Вилли постоянно страдал от одиночества. Прирожденный интеллектуал, он мечтал поначалу стать писателем, но разочаровавшись в самом себе, решил заняться издательским делом. Тем паче, что от родителей унаследовал немалое состояние. А теперь и его собственные труды приносили приличный доход.

Женился Герлинг рано на подруге детства — хрупкой романтичной Нанни. Ей доверял он свои сокровеннейшие мысли, которым она всегда трепетно внимала, а главное — была предана ему безмерно. И внезапная смерть жены от попавшей в горло крошки печенья надолго выбила его из колеи. Но трагедия Герлинга состояла не в том, что он потерял любимую женщину, поскольку любил он только самого себя; а в том, что его самого никто больше не любит. И Вилли закрылся от внешнего мира, как улитка в своей раковине. Иногда жажда кислорода все же выталкивала его к людям. Тогда он вытягивал свою тонкую шею наружу, но коварный ветер мирских соблазнов заставлял его тут же прятаться обратно, снова забиваться в свою уютную улиточную норку. Однако знакомство с Марией на свадьбе графской дочери заставило Вилли все чаще искать встречи с нею. И вскоре он осознал, что увлекся русской профессоршей. Ее недюжинное обаяние пробудило в его одинокой душе давно дремавшее желание, почти неосознанное — вновь обрести любовь. Он размечтался, и ради того, чтобы она его полюбила, готов был почти на все — даже на публикацию ее книги, совершенно неподходящей профилю его издательства. Когда же фрау Лаурин отказалась от его предложения по поводу книги, Герлинг был просто ошеломлен. И даже уязвлен до глубины своей надменной арийской души. От досады решил забыть столь взволновавшую его чужестранку.

Однако встретив ее вновь у Бестремов, вмиг растаял. И его чувство не ускользнуло от интуиции чуткой Консуэло, которая, недолго думая, решила помочь старому другу семьи. Ее смущало лишь одно: ведь фрау профессор — замужем. И графиня, отведя гостью в сторону. не преминула спросить:

— Дорогая фрау Лаурин, не слишком ли вам здесь одиноко, в нашей-то глуши? Скучаете по своим родным, а?

— Что вы, графиня! Здесь такая сказочная тишина, да и занятий-то у меня столько — времени нет скучать! И вы меня опекаете, и Анита, добрая душа!

— Как же так? А муж? Я слышала — он где-то далеко. Я бы без Карла и недели не смогла прожить, — призналась сентиментальная Конси.

— Гм… может, это покажется вам странным, но я давно уже свыклась с тем, что мы с Антоном вынуждены жить на расстоянии. Может, потребность свободы во мне сильнее всего? И муж мой меня, такую эгоистку, терпит, — живо пролепетала Мими.

— Сколько же лет вы женаты? — удивилась графиня.

— Почти десять, — быстро нашлась Маша и тут же добавила, желая сменить щекотливую тему, — знаете, Конси, я стараюсь как-то об этом не думать, а просто положиться на волю Божию.

— Что ж, Мари, так-то, наверное, разумнее всего, — со вздохом промолвила графиня в недоумении. Лишь одно стало ясно ей: для Вилли не все еще потеряно. И к концу вечера, как бы невзначай, обратилась к нему:

— Ты не проводишь ли сегодня фрау Лаурин, Вилфред?

Очутившись в машине, они всю дорогу молчали: Герлинг — от страха потерять расположение Марии, а она — от растерянности, поскольку впервые заметила его неравнодушие к ней. И лишь у дверей ее апартамента Вилли спросил:

— А вы бывали, фрау Лаурин, когда-нибудь в Регенсбурге? Это — моя родина. Там такой знаменитый собор, музей Кеплера — это совсем недалеко. Может, составите мне компанию? Съездим туда как-нибудь, а?

— От вашего предложения, господин Герлинг, трудно отказаться, — почему-то с легкостью согласилась она.

* * *

Род Бестремов вел свое исчисление с тринадцатого века. Помимо древней связи с орденом доминиканцев, он издавна примыкал и к масонским кругам Европы. Отсюда и знакомство графа Карла с «парижанином» Корфом, и с претенденткой на российский престол — великой княгиней Марией Владимировной. Поэтому просьба русского графа — позаботиться о его знакомой профессорше — была охотно воспринята семьей баварского аристократа. И президент местного католического университета князь Зобковиц, будучи одновременно и тайным магистром немецкой ветви «Экклесия вест», безоговорочно предоставил «фрау Лаурин» ставку «гостевого профессора», минуя все формальные сложности, обычно сопутствующие приглашению иностранных ученых. И если бы Мимоза знала об истинных причинах всеобщего к ней благоволения в Ильштетте, то не удивлялась бы ни расположению к ней молодого Рабсбурга, ни юной герцогини Софи, ни даже пастора Бохена. Ведь непосвященные просто не могли представить, что провинциальный Ильштетт был тайным гнездом, где рождались и оперялись «птенцы», выраставшие нередко в птиц высокого полета европейской, а иногда и мировой политики. Здесь находилась «кухня», где апробировались новые рецепты.

Бестремы были связаны родством со многими испанскими и французскими дворянами, но особенно тесно — с Рабсбургами, кои издавна возглавляли «черную аристократию» Европы.

Внешне исповедуя христианство, «черные аристократы» являлись на самом-то деле служителями каббалы. Они считали, что именно Люцифер станет победителем над богом добра в борьбе за власть над миром. Сие поверье исповедовалось с незапамятных времен коленом Дановым в Хазарском каганате…

На протяжении веков сии аристократы притягивали к себе через масонские ложи не только простых священников, но и кардиналов — ведь их щупальца проникали даже в Ватикан. Отсюда и не удивительно, что пастор Бохен, а иногда и епископ Ильштеттский нередко посещали графскую семью. Тем более, что в начале 80-х годов папа Иоанн Павел II в своей булле дал разрешение католикам участвовать в тайных обществах…