– Лекарства – это не панацея, тем более что у всех них есть побочные эффекты. Я хотел бы встретиться с тобой завтра – и тогда мы снова побеседуем.

– Завтра? В воскресенье?

– Да, в это же время, ты будешь моим первым утренним пациентом, а потом мы перейдем на посещения два раза в неделю. Ты сможешь это сделать?

– Окей.

– Хорошо, – сказал Эрик, хотя он никак не мог отделаться от мысли об этом телефоне.

Эрик стоял на защитной пленке, которая закрывала пол в комнате его дочери от брызг, и придирчиво осматривал стены, проверяя, высох ли первый слой краски. Стены были розовые, как пяточки младенца, и в комнате пахло латексом – у Эрика этот запах всегда ассоциировался с началом чего-то нового. Лучи послеобеденного солнца освещали комнату, а вентилятор на полу создавал движение воздуха, благодаря которому краска должна была сохнуть быстрее. Сквозь открытое окно из соседней квартиры доносился звук включенного телевизора – там транслировался матч по гольфу.

У Эрика сегодня был длинный день – много пациентов. Но он не переставал думать о Максе. Парень представлял собой типичный случай ОКР, и Эрик знал, как ему помочь, но смерть бабушки, которую парню предстояло вот-вот пережить, сильно усложняла ситуацию. Эта смерть могла вызвать резкое усиление симптомов ОКР Макса, и Эрик хотел стабилизировать состояние мальчика – поэтому и назначил ему сеанс на воскресенье. Эрик немножко волновался и за Рене Бевильакуа, но на самом деле он не думал, что ей грозит какая-то опасность, просто сказывалось его общее нервное напряжение.

Эрик осматривал стены, хотя мыслями был далеко. Он не был уверен, что станет подавать иск о совместном проживании с Ханной, но ему было приятно, что комната дочери преображается. В «Твоем доме» было столько оттенков розовой краски, что любая, даже самая капризная маленькая девочка была бы удовлетворена. Эрик выбрал оттенок «Утренний румянец», предпочтя его «Розовой балерине» и «Примуле». По его мнению, этот оттенок находился где-то между «Примулой» и «Клубничным сиропом».

Эрик провел по стене указательным пальцем, чтобы проверить, высохла ли краска. Краска высохла не совсем, и он понял, что класть второй слой пока нельзя. Тогда он быстро поменял планы и решил съездить за покрывалом и другими мелочами. Выйдя из комнаты, он прошел по коридору и оказался на лестнице. В этот момент зазвонил его мобильник. Эрик вытащил его из кармана и взглянул на экран: звонил Мартин Баумгартнер, его коллега. Эрик ответил:

– Мартин, чем обязан?

– Привет, дружище, как поживаешь? Сколько лет, сколько зим, но ты же понимаешь, локоть теннисиста. Чтобы восстановиться, нужна целая вечность!

– И как долго тебе еще лечиться? – Эрик спустился на первый этаж и взял ключи со столика. Он вдруг подумал, что если Ханна будет жить с ним, то в будущем у него не будет времени на теннис. Но его это не огорчило.

– Еще две недели, но я уже забронировал корт. Просто не могу дождаться, когда смогу надрать тебе задницу.

– Слова настоящего друга. – Эрик вышел из парадной двери и прикрыл ее за собой. Солнце стояло высоко, воздух был влажный и душный, шум матча по гольфу стал тише.

– Ладно, как Ханна?

– Отлично, а что? – Эрик был слегка смущен: он вдруг понял, что Мартин не знает о том, что они с Кейтлин расстались, потому что последний раз они разговаривали еще до всех этих событий.

– Я видел их в приемном «скорой» сегодня утром.

– Что?! – Эрик побежал к стоящей на парковке машине. – О чем ты говоришь?

– Подожди, ты что, ничего не знаешь? Ты что, не в городе?

– Где ты их видел? – Эрик, вне себя от волнения, снял машину с сигнализации.

– В «Уайтмарш Мемориал», в нашей больнице. У нас есть отделение скорой педиатрической помощи, и я видел, как Кейтлин и Ханна входили в одну из смотровых, но я не знаю, что у них случилось. Я спросил Дженни, а она послала меня к чертям, сказав, что я могу позвонить тебе и все выяснить.

– Спасибо. А сейчас мне нужно бежать.

– Окей, дружище, созвонимся.

– Да, спасибо, пока.

Эрик заскочил в машину и сорвался с места. Он был потрясен, что Кейтлин не позвонила ему – ведь это была медицинская проблема, а у них в семье медицинские проблемы всегда решал он! В конце концов, он ведь был врачом!

Он нашел номер Кейтлин и нажал кнопку вызова, пока выезжал с парковки, держа телефон у уха плечом. Звонок прошел, но Кейтлин не брала трубку, и звонок переадресовался на автоответчик. Эрик повесил трубку и тут же набрал снова. Кейтлин обязана была позвонить ему, даже несмотря на то, что это были ее выходные с Ханной, ведь дело касалось здоровья ребенка. И его больница была к дому гораздо ближе, чем «Уайтмарш». Он вывел машину с парковки и понесся по улице, не выпуская телефон и лихорадочно прислушиваясь к длинным гудкам в трубке. Включился автоответчик, он оставил сообщение: «С Ханной все в порядке? Я слышал, она в больнице. Позвони мне!»

Эрик нашел номер Ханны и нажал кнопку вызова, уговаривая себя успокоиться. Это может быть все что угодно, скорее всего, ничего серьезного. Если бы что-то серьезное – Кейтлин бы ему точно позвонила. И все-таки она обязана была позвонить!

Он проехал Ланкастер-авеню и встал на светофоре, присоединившись к длинной веренице машин, в которых люди ехали по своим субботним делам. На глянцевых газонах плясали желтые солнечные лучи, а ветви деревьев образовывали причудливые тени на асфальте, но у него не было времени на то, чтобы любоваться этой идиллической картинкой.

Он дал по газам, как только зажегся зеленый. Ханна тоже не отвечала, но это еще ничего не значило: она не очень-то умела обращаться с телефоном, что его в общем-то даже радовало. Ей еще предстоит научиться жить среди всех этих телефонов, компьютеров, «Фейсбуков», «Твиттеров» и бесконечных гаджетов, которые появляются пачками каждый день. Он видел слишком много детей, которые проводили куда больше времени с машинами, чем с живыми людьми, он знал, какие у этих детей бывают серьезные депрессии, он читал в научных журналах результаты исследований воздействия компьютеров и видеоигр на мозг человека. И он не сомневался, что компьютер внес свою лепту и в проблему Макса.

Сработал автоответчик Ханны, ее славный тоненький голосок пропел: «Привет, пожалуйста, оставь мне сообщение, спасибо!» – Она не называла своего имени, в полном соответствии с его инструкциями. Эрик имел дело с педофилами в своей практике и был в курсе, какие изощренные фантазии могут вызвать у педофила и к каким печальным результатам могут привести такие простые, казалось бы, вещи, как знание им имени ребенка. Кейтлин считала, что он перестраховывается, но он не хотел рисковать.

Эрик снова встал на светофоре и наговорил сообщение Ханне: «Эй, милая, это папа, я хочу сказать тебе «привет!» и узнать, как твои дела. Люблю тебя, позвони мне, как сможешь. Пока-пока!» Он отключился и, когда зажегся зеленый, резко развернулся и поехал к дому. «Это не твой дом, – напомнил он себе. – Больше не твой».