Однако меня было не разжалобить.

Все равно придется встретиться. Заметив, что лицо Аббаса одеревенело, я смягчил тон. Да не волнуйтесь. Организуем без орушников. Раз сами не докопались. Администрации университета и сокурсникам тоже не разболтаем.

Во взгляде Аббаса сквозило беспокойство, но возразить ему было нечего.

Разыскать Гюзель оказалось нетрудно, достаточно было позвонить в общежитие. В женском корпусе царили свои порядки: мужчин там не жаловали и к их звонкам относились с подозрением. Я это знал и попросил позвонить сотрудницу посольства. Телефона в комнате Гюзели не было, за ней сбегала дежурная по этажу.

Известие об отце ее ошеломило. Секунд десять она молчала, слышно было только шумное дыхание. Затем срывающимся голосом произнесла: «Как…», добавив обязательное: «Аллах всемогущий».

Для встречи выбрали огромный и малолюдный Фатима-Джинна парк, где несложно было заметить наружное наблюдение. Однако за мной и Аббасом никто не следил, да и Гюзель приехала без «сопровождения».

При виде отца замерла как вкопанная, только пальцы двигались – тонкие, как у пианистки. Девушка была красивая стройная, брови, будто вычерченные циркулем, четкий рисунок носа и губ. Аббас тоже застыл, уставившись на родную дочь. Сделав шаг вперед, обнял ее за плечи. Гюзель всхлипнула и спрятала голову на груди у отца. Тот зашептал что-то нежное, погладил ее по спине. Потом они направились к скамейке, уселись, взявшись за руки.

Я отошел в сторону, однако не упускал из виду счастливых родственников. Вот Гюзель что-то говорит, Аббас слушает, согласно кивает…

Потом они еще несколько раз встречались, но на аэродром Гюзель не пришла. Там всегда полно шпиков, стали бы потом донимать. Погрустила, поплакала, но согласилась, что так лучше. Подарила отцу на прощание серебряное кольцо с гравировкой: «Прошу у Аллаха, чтобы ты всегда был на истинном пути, и чтобы Аллах даровал тебе полное спокойствие».

В Москву Аббас так не прилетел. В Дубае его ждал билет в Доху, а оттуда ‒ в Сану. В Йемене следы затерялись…

Через пару дней ко мне забежал мальчишка-продавец из соседней лавки, сунул скомканный листок бумаги, вырванный из блокнота. Вот какой там был текст: «Простите за обман. Аббас был моим другом, мы вместе служили в армии, в Афганистане встретились случайно. Он был человеком мирным, никому не желал зла, ни на кого не поднимал руку. Но погиб во время бомбежки. Его документы меня выручили, иначе бы здесь не отпустили, сдали бы американцам. Вот и все. Больше не увидимся».

Через пару месяцев произошло очередное покушение на президента, на этот раз удачное. Заряд заложили в коллектор, прямо под шоссе, не доезжая Джинджи Чичи. На этот раз террористы обошлись без радиосвязи: смертник спрятался в канализационном колодце и держал руку «на кнопке». На поверхность вывели устройство оптического наблюдения, позволявшее фиксировать приближение президентской кавалькады. Взрывчатки в коллектор напихали столько, что всю дорогу разворотило.

Нам удалось раздобыть копию акта об осмотре места происшествия. Там нашли оторванную руку. На одном из пальцев оказалось серебряное кольцо с изречением Пророка. Тем самым…

Мне не давало покоя, как могла ошибиться Гюзель, дочь настоящего Аббаса. А потом дошло: никакой ошибки не было.

Я еще раз навестил ее. Предупреждать не стал, просто подъехал к факультету, дождался, когда закончится лекция. Гюзель не удивилась, видно, ждала. Отошли мы в сторону, и я очень вежливо задал этот вопрос: «Как ты могла ошибиться, милая?».

Она потупилась, собираясь с мыслями, потом расхрабрилась, подняла голову и призналась: «Я сразу поняла, что это не отец. Поняла и то, что отца нет в живых. Я давно свыклась с этой мыслью, столько лет никаких вестей… Хотела обо всем сказать, но… посмотрела ему в лицо, увидела надежду, страдание. Не смогла себя заставить. У меня ведь никого не осталось. Матери я не интересна и не нужна, сестер и братьев нет. А он… Такой же, как отец. Псих ненормальный. Что поделаешь… тут она запнулась, и я решила, пусть хоть такой будет, раз захотел назвать меня дочерью». Про кольцо она ничего не знала, и я ей ничего не сказал.

Однажды я разговорился с моим другом Сергеем Ремезовым. Он не отличался словоохотливостью, профессия научила его не распускать язык. Но случай был особый ‒ он выходил в отставку, мне доверял, к тому же обстановка настраивала на откровенность. Мы забрались в горы, далеко на севере, в Хунзе – это бывшее княжество у самой китайской границы. Таким путешествием Ремезов решил побаловать себя перед отъездом. Знал, что уже сюда не вернется. Мы развалились в удобных плетеных креслах на открытой террасе отеля «Дарбар», любовались окружавшими нас вершинами-восьмитысячниками и, конечно, выпивали. Никакой наружки, соглядатаев, все они остались в Исламабаде. В общем, следить за нами было некому, мы расслабились и с наслаждением вдыхали разреженный бодрящий воздух, казавшийся нам воздухом свободы.

Я был намного моложе Ремезова, только набирался опыта и, наверное, поэтому восторженно ляпнул:

Какая все-таки у вас благородная профессия.

По ироничному выражению лица собеседника я понял, что сморозил глупость. Он отхлебнул виски, потянулся и запрокинул голову, словно изучал неправдоподобно синее небо, в которое упирались горные пики.

Благородная. Да только…

Да только?.. повторил я, почувствовав, что услышу что-то интересное.

Разведка занимается получением информации, как журналистика или дипломатия, ‒ нравоучительно заметил Ремезов. ‒ Но, в отличие от последних, она априори предполагает нарушение законов страны пребывания, пренебрежение интересами личности. Обман, хитрость, насилие – нормальные рабочие инструменты. При вербовке нельзя думать о том, что ты ставишь под угрозу жизнь своего подопечного, благополучие его семьи. Выжать из него все, что требуется, а дальше – трава не расти. Необходим эмоциональный контроль. Стоит разок отпустить вожжи…

Он нацепил на вилку кусок форели ‒ она водилась в тамошних реках, только местные кулинары всегда ее пережаривали ‒ проглотил и снова приложился к стакану.

Трудно вам, заметил я с почтением.

Ремезов покрутил головой, помассировал себе шею.

Остеохондроз. Возраст – ничего не поделаешь. Помолчал с минуту, и согласился: Трудно, конечно.

Глаза его подернулись дымкой воспоминаний, и он поделился со мной этой историей. Случилась она давно, во времена, когда интернет только появился, флэшки ю-эс-би не изобрели, всю информацию записывали на гибкие дискеты или флоппи-диски. А не считая этого, жизнь в Пакистане текла самая обычная.

Политика в Центральной и Южной Азии во многом определялась нефтяными и газовыми интересами. Европа, Америка, Россия, Япония, а позже Аргентина и Австралия схлестнулись в борьбе за право эксплуатировать месторождения углеводородов, тянуть трубы к терминалам на Аравийском море. Российской компании «Нефтегаз» удалось выиграть тендер на поставки газа из Южного Ирана: предполагалось, что газопровод пройдет через белуджскую глубинку.