– Чего же в нем было странного, товарищ боец? – уточнил я.

– Понимаете, товарищ майор, как бы вам полегче объяснить… Нам же никто не говорил, что у белофиннов вообще есть танки. Нас в тот день послали искать мины на дороге, не дав для этого ничего, кроме щупов. И сказали, что скоро там должны пойти наши танки. Ну, мы вылезли на ту самую дорогу из леса и, хоть и не сразу, заметили, что за деревьями уже таки стоит танк с повернутой на дорогу башней. Сначала мы, естественно, подумали, что это наш танк, который послали туда для разведки или прикрытия. Но потом, когда на дороге действительно появились наши танки, из этого танка принялись бить по ним из пушки. А потом кругом пошла такая стрельба, да еще и чуть ли не из-за каждого дерева, что нам пришлось срочно уносить ноги. Шаблий и Юшкин не успели залечь и спрятаться, и их убило!

– Стоп, товарищ боец, для начала давайте без лирики и без истерик! Так что, на ваш взгляд, было странного в этом танке?

– Ну… Во-первых, товарищ майор, я таких никогда не видел, даже на картинках. Он был солидный такой, крупнее наших танков и очень тщательно покрашен в белый цвет, прямо-таки со снегом сливался. Пушка тонкая и длинная. А во‐вторых, у наших танков Т‐26 или БТ на борту, там, где ходовая часть, всегда ясно видно катки, гусеничные траки и прочее, а у этого танка борта, где должны были быть гусеницы, почему-то гладкие.

– То есть?

– Катков-таки не было видно.

– Как это?

– Так я же вам и говорю, товарищ майор, гладкие борта, только с самого верха в них были какие-то широкие то ли щели, то ли амбразуры. Но и за ними ничего толком было не разглядеть, только снег да гладкая поверхность. Но при этом, если посмотреть спереди, было видно, что гусеницы у этого танка все-таки есть.

– Почему вы так решили?

– Потому что впереди траки в виде прямоугольных пластин с дырками было все-таки видно.

– Хорошо. И что, интересно знать, этот танк там делал?

– И вы меня об этом спрашиваете? Когда мы на четвереньках вылезали на дорогу, я сказал Семену, то есть, извините, товарищ майор, товарищу Шаблию, что нас тут всех непременно убьют, потому что в наших шинелях нас на снегу было видно за километр, а отбиться или быстро убежать без лыж мы не сможем. Товарищ Шаблий тогда ответил мне, чтобы я заткнулся и выполнял приказание. Тогда мы стали тыкать щупами в колеях, хотя и так было видно, что никаких мин там нет. Их же незаметно в мерзлую землю или в снег не закопаешь. Вот тут я и увидел этот танк. Сначала он просто так стоял с повернутой в сторону дороги башней, может, просто в снегу, может, в неглубоком окопе. От дороги до него было меньше ста метров. Потом, когда появились наши танки, началась стрельба и мы стали убегать, я успел заметить, что этот танк стрелял еще и из пулемета – спереди на его башне рядом с пушкой мигала вспышка. И еще, по-моему, поскольку вокруг танка в этот момент стало много сизого дыма, у него работал мотор, и этот танк медленно отъезжал задним ходом. Извините, но больше я ничего не рассмотрел. Пока шла стрельба, нам пришлось долго лежать за деревьями, не поднимая головы. А когда стрельба закончилась, танка на прежнем месте уже не было. Снег с тех пор почти не шел, так что место, где он стоял, и колеи от его гусениц должно быть видно и сейчас.

– Спасибо за внимательность. Кстати, а вы откуда родом, товарищ Натанзон?

– Новые Беляры, товарищ майор. Это под Одессой.

– В армию как попали?

– Да как все. Призвали.

– Давно?

– В октябре, а что?

Ну, в принципе, вполне понятная история. Небось, сын какого-нибудь сельского портного или сапожника, ясно, что не студент и не городской житель. А раз так – вряд ли у него было желание и возможность как-то отмазаться от объявленного во время «Освободительного похода» в Польшу массового призыва в РККА. Тем более, по понятиям тех времен, служба в Красной армии сулила сплошные плюсы – как-никак там кормят, поят, плюс обмундирование, сапоги хромовые и прочее.

– Да ничего, что-нибудь еще можете добавить?

– В общем, наверное, нет. Разве что на том танке не было ни номеров, ни каких-то эмблем. По крайней мере, я ничего такого не заметил.

– Спасибо вам, товарищ Натанзон, за бдительность и наблюдательность! Благодарю за службу!

– Служу трудовому народу! – неожиданно ответил Натанзон, вполне по уставному, встав и приложив ладонь к буденовке. Гремоздюкин и остальные посмотрели на него с немым одобрением. Вот, дескать, какие шикарные кадры воспитываем!

– Свободны, товарищи бойцы! – сказал я этому бесстрашному еврею и сопровождавшему его шкабырскому малайке, давая понять, что разговор окончен. – О нашей беседе никому не рассказывать! Это очень важные и секретные сведения! Если еще понадобитесь – вызову!

Пока оба отважных сапера вставали, брали свои винтовки и неохотно вылезали из теплого фургона наружу, я лихорадочно соображал, понимая, что, по идее, похожий на описание героического Натанзона танк тогда действительно существовал в природе.

Был он английским (снова получалось какое-то нехорошее совпадение страны-производителя и у винтовки, из которой в меня палили накануне, и у противотанковых ружей, и у этого танка!) и назывался этот танк А12, или «Матильда II». Что я про него помню? Действительно, машина заметно крупнее наших тогдашних легких танков, но мельче среднего Т‐28, по «весовой категории» близкая скорее к еще не появившемуся Т‐34 (масса под 27 тонн), экипаж четыре человека, вооружение – 42-мм (она же двухфунтовая) пушка, стрелявшая исключительно бронебойными снарядами, плюс пулемет. Броня и вовсе на уровне наших тяжелых КВ – лоб и башня толщиной больше 70 мм, борта около 70 мм, плюс те самые, столь удивившие любознательного Натанзона 25 мм, прикрывавшие ходовую часть фальшборта до самой земли.

То есть, по тем временам, до появления длинноствольных 75-мм и 76-мм противотанковых пушек и подкалиберных снарядов к ним, это был практически непробиваемый танк. Немцы позже, и в Северной Африке и у нас, на Восточном фронте, такие машины только из 88-мм зениток или 105-мм гаубиц кое-как подбивали, остальное от толстокожей «Мотьки» отскакивало, как горох от стенки. Единственный минус – танк «пехотный», скорость маленькая, всего 24 км/ч, если по дороге, ну и подвижность по пересеченной местности тоже так себе.

Тут куда интереснее другое. Допустим, нам, в СССР, их с конца 1941 года по ленд-лизу поставляли, про это многие если не знают, то, по крайней мере, что-то слышали. Но сейчас-то на дворе вокруг меня январь 1940 года, и У. Черчилль пока еще даже не премьер-министр, а в Англии рулят злейшие враги большевиков вроде Чемберлена, а вовсе не «вынужденные союзники». И, если я все правильно помню, к весне 1940 г. у англичан в их экспедиционном корпусе во Франции не насчитывалось и полусотни таких, считавшихся новейшими, «Матильд-II». С чего, спрашивается, такая честь финнам, в архетип тогдашней армии которых любые танки категорически не вписывались? По широко растиражированным западной пропагандой понятиям конца 1930-х гг. финский солдат – это или этакий «бравый спортсмен», на лыжах и с винтовкой, который носится по лесам и отстреливает коммуняк из-за кустов, либо «кремень-хлопец», сидящий в железобетонном доте и косящий из пулемета наступающие (строевым шагом по глубокому снегу?!) пехотные колонны или густые цепи «Советов» до последнего издыхания, то есть вплоть до момента, пока его не сожгут или не взорвут вместе с тем самым дотом. У маршала Маннергейма тогда и было-то всего несколько десятков шеститонных «Виккерсов» (аналог нашего Т‐26) да совсем древних Рено FT‐17 времен прошлой Мировой войны. В этой северной стране первые нормальные танки появились как раз после Зимней войны – и самое смешное, что это были наши, трофейные машины.