– Мы пошлем ему весть о тебе. Теперь мне придется объявить Петру обо мне и моих намерениях.

– Сделай ты это сразу… – Боян бросил на него досадливый и гневный взгляд.

Ингвар промолчал. К болгарам он не отправлял посольств и не предупреждал их о походе, чтобы новость не дошла раньше времени до греков.

– Так вы, – Боян собрал в голове все услышанное и пристально взглянул на Ингвара, – если вы, как ты сказал, намерены миновать Болгарское царство… стало быть, вы… Идете войной на греков?

– Да.

– Можешь дать клятву?

– Зачем тебе моя клятва?

– Я должен знать, грозит ли твое войско моему народу. Вы уже приходили на наши земли, разоряли их и налагали дань. Ты и твой воевода отнял у царя земли уличей, разорили край тиверцев. Почему тебе теперь не желать продолжить это дело, занять наши земли до самого Дуная или дальше? Я не верю, что ты собираешься воевать с василевсами! – Боян с усилием сел, опираясь на руку со здорового бока, и вскинул голову. На груди его блеснул золотом крест на цепочке. – У русов уже лет тридцать мир с греками! В минувшее лето ваши послы ездили в Константинополь. Они хотели заключить новый договор, и у них при себе была твоя грамота! Так они говорили. Говорили даже, что среди них был твой родич!

– Да, – кивнул Ингвар. – Асмунд, брат моей жены.

– И теперь ты собираешься напасть на них?

Ингвар сердито выдохнул:

– Да! Именно так. Я собираюсь пройти мечом по землям греков, сжечь их города и села, взять добычу и полон! И навсегда отучить их лгать русам! Чтобы они запомнили: если русы предлагают дружбу, надо брать, пока дают!

– Хотя бы на следующие тридцать лет, – добавил Мистина.

– Из вашего договора ничего не вышло? – догадался Боян. – Они вам отказали?

– Они нарушили уговор! И теперь я заставлю их пожалеть об этом! А ты скажи своему брату, чтобы он не лез в это дело! – Ингвар сердито ткнул пальцем в сторону Бояна. – Иначе мне придется начать с вас!

* * *

Радуясь, что хоть теперь поумнел, Мистина разослал во все стороны десятки – ждать возможного нападения на дальних подступах к стану – и приказал всему войску усилить постоянные дозоры в каждой дружине. Сегодня эти предосторожности стали еще более оправданны, чем были вчера. Если два-три дня назад русы могли надеяться, что скоро дождутся Хельги с его «хазарами» и уйдут вдоль побережья на юг, не сталкиваясь с дунайцами и их царем, то теперь столкновение стало неизбежным. Так думал Ингвар: сам-то он не смог бы спать спокойно, если бы какой-нибудь мимохожий морской конунг взял в плен Тородда или юного Хакона, его младших братьев.

С Хаконом, более честолюбивым и порывистым, это скорее могло случиться. Тородд же в свои двадцать лет был нетороплив и рассудителен. Год назад он женился на Бериславе, Эльгиной младшей сестре, и та с новорожденным ребенком осталась ждать его в Хольмгарде. Сам же он привел на помощь старшему брату триста с лишним человек, набранных в отцовских владениях.

– Видишь, не только у нас с тобой есть родич, кого хочется удавить! – тайком утешал Ингвара Мистина. – Представь, как Петр обрадуется на днях, когда узнает, где сейчас его младший брат.

– А может, ты и прав! – заметил Ингвар. – Может, он там сидит и надеется, что мы Бояна тут удавим.

Мистина ответил задумчиво-разочарованным взглядом:

– Они же христиане. Я о них лучше думал.

Ингвар только хмыкнул.

Шуточками побратимы утешались, но радоваться было нечему. Они слишком мало знали Чернигу, чтобы теперь томиться сердечной скорбью, но внезапная гибель старейшего из воевод и единственного, кто был в Олеговом походе на Царьград, всем показалась дурным предзнаменованием. В глубине души Мистина был уверен, что этой смертью боги наказали их за беспечность среди чужой земли – отвесили что-то вроде подзатыльника. Но в войске поползли слухи, что за удачу придется заплатить дорого. Боги-де намекают, что принесенных перед походом жертв оказалось недостаточно.

Наутро после нападения «бесов» все шестьдесят воевод сошлись в княжий стан. Еще один остался лежать в своем, укрытый с головой плащами, под пологом шатра.

Чтобы всем было видно князя, Ингвар сидел на борте лодьи. Мистина и Тородд – на песке у его ног. Позади него расстилалось залитое солнцем море, а перед ними двумя рядами, будто за столами в гриднице, расселись бояре. Разные это были люди. Из славянских воевод каждый возглавлял дружину, собранную в том или ином племени или волости и избравшую его главой над собою. Каждый из воевод перед отъездом из Киева возложил руку на голову коня в жертву Перуну и поклялся на время похода повиноваться князю, как сын отцу, но над своими людьми был полным хозяином. Русы возглавляли дружины в основном наемные – не считая молодого Эймунда, приведшего плесковичей, и еще троих вроде него. Почти у каждого рядом на кошме лежал меч, у многих топоры, и перед каждым – золоченый воеводский шлем как знак власти в дружине. Правда, отделка из настоящего золота была только на шлемах Ингвара, Тородда и Мистины, а у остальных – из яркой меди и бронзы. Позади вождей устроились по двое-трое отроков и старших оружников, так что общее число собравшихся перевалило за полторы сотни.

Ближе всех к Ингвару сидел мрачный Буеслав: он так и не прилег до самого утра. Это был среднего роста, коренастый, круглоголовый мужчина чуть менее тридцати лет, со скуластым низколобым лицом, черноволосый, с черной короткой бородой. И так-то некрасивый, сейчас он имел откровенно угрюмый и насупленный вид. Ему предстояло заменить старика во главе черниговцев. Ингвар немного знал Буеслава еще с Грозничаровой свадьбы: тот приезжал в Киев по невесту в дружине жениха. Еще дома, на прощальном пиру, князь приказал каждому из воевод указать своего преемника на этот грустный случай, поэтому никаких заминок и тем более споров при переходе главенства не было.

Только князь и его приближенные точно знали, что произошло ночью, а остальные очень хотели знать. Слухи ходили самые разные: что выскочили бесы из Нави и что напал сам царь Петр.

Между Мистиной и Тороддом на кошме полулежал Боян. Его непривычный вид сразу привлек взгляды славян и русов, и пока Ингвар рассказывал о ночном происшествии, все полторы сотни слушателей почти не сводили глаз с «царя бесов», напряженно его разглядывая. Некоторые только сейчас с облегчением убедились, что «хвост», о котором все уже были наслышаны, означает прическу, а не растет, откуда обычно растут хвосты…

– И теперь у нас два дела, – завершил свою повесть Ингвар. – Как будем Чернигу к дедам провожать и что с царевым братом делать.

Он не хотел этого, но первое и второе слишком легко слились в мыслях слушавших.

– Пусть с Чернигой на тот свет идет, – тут же сказал Величко, единственный в войске древлянин. – Из-за него воевода погиб, собой и искупит.

– Заодно и боги порадуются – уж за такого рода человека нам удачу пошлют выше облака ходячего! – крикнул Добрин с Семь-реки.