в палаццо Массимо, вторая часть экспозиции. Скульптура. Там несколько прямо истинных шедевров и даже росписи античные сохранены – из дома Ливии. Дальше городскую площадь видишь? Площадь Республики. Это сейчас такое движение и пробки, а вообще-то это тоже один из залов терм – экседра. Ранее – место для прогулок и возможность уединенной беседы. Там, кстати, сейчас неплохой книжный, а дальше еще и планетарий тоже поместился, и еще одна такая же круглая башня, как тот ресторан, – это церковь Сан-Бернардо-алле-Терме. Кстати, напротив храм, где скульптура Бернини – «Экстаз святой Терезы»… Самое главное чуть не забыл: еще часть терм, просто отсюда не увидишь, за музеем и очень внушительная, она была не то чтобы даже перестроена, а приспособлена для церкви Санта Мария дельи Анджели. Микеланджело, между прочим. Базилика выходит прямо на эту площадь. И смотри сюда! – Я оглянулась. – Это стена древнего города. Еще до нашей эры она его защищала. Вот именно здесь он и кончался. А на месте вокзала потом была вилла с гигантским парком одного знаменитого кардинала, и ее аллеи украшали статуи Бернини, которые сейчас в коллекции музея Виктории и Альберта в Лондоне… Ладно, пойду разберусь с билетами…»

Так я осталась наедине с Римом впервые. И ведь только в последнее время я перестала испытывать особый трепет перед ним. Впрочем, не совсем так. Я про него думаю, как про живое существо, и как могу для него стараюсь. Показываю друзьям, бесконечно диктую всем, кто спрашивает, и просто на улице любопытствует, и про вкусные заведения, и про хорошие отели, и про самую короткую дорогу от точки А в точку В или про самую красивую, да и сама – просто люблю, бесконечно кружу по его улицам, не переставая удивляться. Он бесконечно радует, он неисчерпаем… Это как в любви. Когда ты понимаешь, что происходящее неминуемо, тогда чуть медлишь на пороге. Словно тебе нужно время попрощаться со всем прежним… Мы стояли с Вечным городом лицом к лицу. Я пока только ощущала его могущество, потому что и представить себе не могла, насколько он велик. Да и сейчас, наверное, тоже не очень… Я постояла еще минутку без мыслей, глядя на древние стены, в которые впилось тело современного вокзала. Я прислушивалась… Потом выбросила сигарету. «Идем? Можно ведь и просто сесть пообедать. Тут много такого, что стоит попробовать. Мы же уже в Италии! Тут и сыры, и пасти, и антипасти…» Я повернулась к своему спутнику: «Знаешь, а давай туда не пойдем. Я уже все поняла. Какие три часа? Чтобы узнать его, мне понадобится полжизни…» Он расхохотался. Мы пошли к поездам. И это было верным решением.

* * *

Искусство может перевернуть жизнь. Моей хватило и Флоренции. Вернувшись с первой в жизни прогулки по столице Возрождения, я тогда решила остаться на всю неделю в городе. Добрые служители тотчас счастливо заулыбались, продлили нам номер и прислали еще бутылку шампанского. Так мы зависли в прекрасной мансарде с гигантской видовой террасой и вскоре после этого путешествия поженились. Но оставаясь в поиске ответов на те вопросы, которые обрушились на меня во Флоренции, в той Флоренции, что мне открылась, в попытке осознать свои чувства, я отправилась учиться в университет. Я поступила в МГУ на исторический факультет, на отделение истории искусств, и начала изучать те эпизоды, что я пережила, но теперь как художественные явления.

Чрезвычайно любопытно, как пригодилась мне и первая – актерская профессия. Во-первых, артист очень восприимчив. И если зрители думают, что свет, костюмы и всякие спецэффекты, которые они наблюдают, прид уманы только для них, – это не так. Актеры тоже люди, и для того, чтобы пробуждать фантазию, вызывать определенные эмоции им, конечно, необходима помощь. Художник помогает актеру тем, что вычерчивает перед ним пространство и наполняет его необходимыми предметами. Но чаще приходится работать через вещи очень условные, театр вообще искусство условное, основанное на общественном договоре: всяк входящий будет здесь верить. Один – в то, что происходит с ним, другой – в то, что все это происходит с другими… Так вот, в театре артист очень плотно работает со светом. Свет нужно чувствовать, чтобы не покидать его на сцене, в таких случаях на репетициях тебе кричат: не вываливайся! То есть артист чувствителен к степени освещенности и исходя из нее выстраивает иерархию своих передвижений. Во-вторых, актер не просто заучивает тексты пьесы. Он раскладывает фразы, как партитуру на свое движение. Физическая память, память тела – очень надежный спутник. Почему говорят: нельзя разучиться ездить на велосипеде? Такой тип памяти хорошо развит у танцоров. Они запоминают очень большое количество движений и их последовательность. Артисты действуют так же, только партнером им служит не музыка, а текст. Два эти качества – восприимчивость к свету, к степени освещения, но главное – умение точно запоминать движение совместно с эмоцией, чувством, которое оно вызывает, позволили мне увлечься историей архитектуры. Я люблю рассматривать световые концепции, и мне легко запоминать телом. А архитектор – он как режиссер. Он предлагает тебе действовать в рамках выстроенной им мизансцены и работает с твоим восприятием с помощью смены эффектов. Единственное отличие от театра – научиться наблюдать за собой в моменты перехода из одной среды в другую, переживая ряд мельчайших событий.

* * *

Настоящая архитектура невероятно выразительна и передает нам очень большое количество информации на визуальном уровне, на уровне кодов и смыслов. Она драматична – способна вызывать резкую смену поведения или умонастроений, она демократична – принадлежит всем – мне и каждому, кто заходит или даже проходит мимо, архитектура – мать всем искусствам: росписи, мозаика, скульптура – все это рождалось именно благодаря ей, а еще она долговечнее всех искусств, по крайней мере была так придумана, и подтверждением тому – те самые здания, которые за две тысячи лет почти не изменились…

* * *

Я сижу в кафе у Пантеона – на самой главной площади мира. Нет, я не в переносном смысле. Пантеон – это пуп земли. Я точно знаю. Для начала: эта площадь раскинулась перед входом в одно из древнейших зданий мира и этот храм всех богов до сих пор не утратил своих функций. Пантеон построен в 25 году до нашей эры – как вход в термы, устроенные в честь победы над Антонием и Клеопатрой. В 80 году нашей эры храм сильно пострадал при пожаре. Достоверно известно, что современный вид здание приобретает около 125 года. Много ли таких со-зданий известно? То есть как был здесь в первом веке храм, где Аполлон нисходил светом, так и остался. Просто теперь главенствующий