— Разве павильон не запирается на ночь?

— Запирается, конечно, — спокойно ответила Николя, вытаскивая ключ из замка зажигания.

— Как же мы тогда…

— А вот как! — звонко рассмеялась Николя и покрутила перед его носом связкой ключей. — С помощью вот этого. Оливер — президент клуба, и у него есть персональный ключ.

Джеймс молча проследовал за ней по затененной дорожке и поднялся по ступенькам к входной двери. Николя попробовала один из ключей, но он не подошел. Она вставила другой ключ, повернула и — дверь распахнулась. В павильоне было темно, хоть глаз выколи… Джеймс протянул руку, нащупал пышную грудь, но Николя неожиданно для него попятилась и растворилась во мраке. В следующее мгновение он услышал, как входная дверь закрылась и лязгнула задвижка.

— Нужно включить свет, — предложила Николя.

— Да, но ведь кто-нибудь может заметить…

— Я не могу без света, — отрезала Николя. Ее каблучки зацокали по деревянному полу; Джеймс же терпеливо ждал. Он, конечно, тоже предпочитал предаваться любви при свете, но сейчас колебался, опасаясь, что свет может их выдать. Но вот чиркнула спичка, и он услышал голос Николя:

— Это газовая плита — на ней готовят чай.

В следующую секунду он и сам разглядел аккуратную плиту. Николя повернула рычажок, поднесла спичку, и над плитой весело заплясало голубоватое колечко пламени.

Джеймс огляделся по сторонам. Не павильон, а склад какой-то. Хранилище инвентаря. Полки открытого шкафа ломились от клюшек, перчаток и наколенников, вдоль стены стояла длинная скамья, а в углу, доступ к которому преграждала баррикада стульев, виднелась плетеная корзина, наполовину заполненная мячиками. Стол, напоминавший скорее верстак, был завален всяким барахлом: рядом с бутылкой растительного масла лежала одинокая клюшка, а вокруг неё валялись обломки карандаша, столбиками торчали пустые жестянки из-под пива, вразброс валялись покореженные мячики.

Джеймс посмотрел на Николя — силуэт её роскошного тела, облаченного в платье, под которым не было ничего, кроме самой Николя, отчетливо вырисовывался на фоне газовой горелки. Джеймс приблизился к ней на расстояние вытянутой руки; глаза его любовались зеленоглазой красоткой, а руки, не дожидаясь команды, как-то сами собой начали гладить плечи, предплечья и вот теперь уже груди Николя. Еще минуту назад Джеймсу было не по себе — мысли о Китти никак не шли у него из головы, и в любой миг он ожидал грозного окрика, уже заранее съеживался и вжимал голову в плечи. Теперь же, манящая близость Николя, зеленые глазищи, внезапно сузившиеся, как у кошки, её неприкрытая сексуальность, настолько возбудили его, что он напрочь позабыл об опасности. Николя шагнула к нему, а Джеймс уже стянул бретельки платья с её обнаженных плеч и медленно спускал платье ниже и ниже…

Да, все это происходило в реальности, он был непосредственным участником этой волнующей сцены, и тем не менее Джеймсу казалось, что он грезит. Было тут и впрямь что-то потустороннее — шипящий газовый рожок, призрачно-голубоватые язычки пламени, диковатое окружение, разбросанный спортивный инвентарь… Джеймс вдруг вообразил себя одним из участников турнира по крикету. Вот он замахивается клюшкой, бьет и слышит одобрительные крики зрителей: «Вот это удар!»…

Из оцепенения его выхватил возглас Николя.

— Ой! — вырвалось у нее. — Что-то немножко больно…

Немудрено, подумал Джеймс, учитывая степень его возбуждения. Николя лежала спиной на столе, а он высился над ней, слившись с ней и ритмично двигаясь в такт ударам, которые мысленно наносил невидимой клюшкой. Нет, все-таки он не грезил, и это происходило наяву. И — с ним. Николя и впрямь было немножко больно, но больше она не жаловалась; лишь старый стол протестующе скрипел. Джеймс вдруг подумал, а пригласят ли его на самом деле поиграть в крикет за местную команду, и, если да, то не станет ли он на поле больше размышлять о Николя, чем об игре, как и сейчас больше размышлял об игре, нежели о Николя. Не говоря уж о том, что она жена вице-президента клуба. Кстати, не будет ли и она в числе прочих зрителей аплодировать его метким ударам? Вопрос этот уже вертелся у него на языке, когда Николя вдруг задышала громче, а тело начало дугой выгибаться ему навстречу.

— Давай же, давай еще, о, Джейми, пожалуйста, еще! Сейчас! Давай же!

Джеймс был изумлен — он не ожидал от Николя такой прыти. Возможно, на нем сказывалось поглощенное виски, но он заметно отстал от своей партнерши и был ещё совсем далек от оргазма. Джеймс упивался своей мощью, самоконтролем, он целиком держал себя в руках, готов был продлить удовольствие, растянуть его если не на двадцать, то хотя бы на десять минут, однако сейчас, когда Николя была уже на грани экстаза, об этом уже и речи не было. И тут он вдруг вспомнил про фокус с мошонкой, которому научила его Джейн Аберкромби, регистраторша доктора Гадоста. Тогда, помнится, её трюк сработал так, что у него искры из глаз посыпались.

— Хватай меня за яйца, быстрее! — крикнул он Николя. — Давай же!

Николя попыталась, но у неё ничего не вышло — её рукам попросту не хватало длины; разве что орангутан мог изловчиться и добраться до мошонки Джеймса в такой позиции. Тогда Джеймс перенес основной упор на расставленные по сторонам от Николя руки — при этом бутылка с маслом опрокинулась и покатилась по столу, — между их телами образовался зазор, в который Николя и удалось протиснуть руку. В следующую секунду Джеймс ощутил, как её пальцы сжались вокруг его яиц и… Вновь сработало! Запрокинув назад голову, он глухо зарычал, и в то же самое мгновение бешеная судорога экстаза пронзила и тело Николя, а лицо её исказила гримаса блаженства. Чертова бутылка с маслом выбрала именно этот миг, чтобы свалиться со стола и со звоном разбиться о деревянный пол.

Николя так и подскочила.

— Это ещё что за чертовщина?

Джеймс окаменел. Нет, его испугал вовсе не звон стекла — он услышал нечто совершенно иное, отчего кровь застыла в его жилах. Хлопок дверцы автомобиля…

Быстро попятившись, чтобы высвободиться из контакта с Николя, он прошептал:

— Там кто-то есть. Машина подъехала.

— Черт возьми, и что же…

— Тсс! Дай послушать!

Воздух пропитался замахом разлитого масла. Вокруг стояла гробовая тишина. Это было странно: выбравшись из машины, нормальные люди так тихо себя не держат. Разве что ведут за кем-то слежку…

— Может, это полиция, — прошептала Николя. — Заметили свет в конце павильона…

— Боже упаси!

— И что…

— Погоди! — Джеймс лихорадочно соображал. В дальнем конце виднелось окно, прикрытое ставнями. Выпрямившись и застегнув ширинку, Джеймс помог Николя слезть со стола, и сказал, указывая на окно:

— Я останусь здесь, а ты вылезай из окна, постарайся незаметно пробраться к машине, и — кати отсюда, как будто за тобой черти гонятся. Только не включай фары, пока не отъедешь — тебя не должны опознать. Договорились?