Астрид, глядя на её мрачное лицо, не удержалась и хмыкнула:

— Не волнуйся! Если что, я его сразу в каталажку заверну, — и продемонстрировала печать боевого отдела на ладони. Подавальщица, судя по всему, не слишком впечатлилась. Но взгляд её чуть смягчился, прежде чем она ушла, прихватив с собой поднос с пустыми кружками.

— Пользуешься служебным положением? — с притворным укором выдал Олаф.

— Ну не зря же я каждый день выслушиваю нытье Гуннара!

— Вряд ли в этом он обойдет наших родителей, — проговорил Олаф, смеясь и отхлебывая из своей кружки. — Знаешь, что мне тут сообщил батюшка? Сидим тут, значит, выпиваем за его семидесятый год здравия. Папаня уже третий кувшин опустошает и выдает: «Ты, Олаф, в ярлы, конечно, и так не попадешь. Но коль не женишься — хрен тебе моржовый, а не наследство!»

— А ты? — поинтересовалась Астрид, хотя догадывалась, каким будет ответ.

Олаф ожиданий не обманул.

— Сказал: «Слава Двенадцати»! Серьезно, Асти, зачем мне его наследство? Три медвежьих шкуры да старый щит. Я за эти два года в нашей больнице на дом себе заработал. Два этажа, дуб свежий, крепкий; финтифлюшек магических заказал, чтоб и свет, и вода, как в Иленгарде. Отвык я в одной только бане мыться. А всего делов — перелом вправить, голову подлечить да сердечных капель выписать. Наследство пусть Кодлак забирает, ему как раз тот щит нравится. И женится пусть тоже он.

— И то верно, — рассмеялась Астрид и подняла свою кружку. — Предлагаю выпить за счастливую холостяцкую жизнь!

— Поддерживаю!

В итоге подавальщицу пришлось звать ещё раз, чтобы повторить и выпивку, и закуску — двух тушеных зайцев на двоих магов оказалось маловато.

С аппетитом вгрызаясь в румяную ножку, Астрид вдруг ощутила на своей спине чей-то взгляд. Внимательный и очень колючий, отчего резко захотелось почесаться. Она обернулась. У стойки обнаружился подозрительный тип, показавшийся смутно знакомым — русые волосы, хитроватый прищур, широкие плечи. Таких, конечно, пол-Аэльбрана, но Астрид никогда не жаловалась на зрительную память и почти сразу припомнила — этот самый тип отправил её с отрядом в ассасинское логово и навел на Кэрта. И сейчас он смотрел прямо на неё, даже не думая отворачиваться.

«Что он здесь делает?»

— Асти, что-то не так? — заметил её взгляд Олаф.

Она тряхнула головой и передернула плечами, поспешно отворачиваясь. Взгляд по-прежнему сверлил спину.

— Ничего. Дурь всякая в голову лезет. Пойдем отсюда?

Олаф кивнул, бросил на стол несколько монет и галантно предложил ей руку, помогая подняться. Уже у дверей Астрид кинула мимолетный взгляд на стойку — старого знакомого там не оказалось.

— Прогуляемся? — предложила она. Можно было пройти через портал и оказаться дома в считанные минуты, но ей хотелось немного размять ноги, выветрить алкоголь и смутное ощущение чего-то недоброго. А еще увериться, что за ней никто не следит.

«Паранойя — первый признак сумасшествия», — ехидно напомнил внутренний голос. И таки был прав — не такая уж она важная птица, чтобы завсегдатаи ассасинского логова взялись пасти ее по тавернам.

Они направились вниз по цветущей улице, уже не пышущей дневным зноем.

«Душно. О Двенадцать, почему в этом городе всегда так душно?»

Олаф вдохновенно вещал о доме, собаке; делился сплетнями из Вороньей скалы, держал её под руку, играя внимательного кавалера. Стоило бы прислушаться и поддержать разговор, хотя бы ради поднятия настроения самой себе и своему спутнику. Всё, на что её хватало — постоянное оглядывание, отчего Астрид дважды чуть не упала, споткнувшись о булыжники на мостовой.

На третий раз Олаф резко остановился и развернул ее к себе лицом, удерживая за плечи.

— Так, Асти, что с тобой? — Он смотрел внимательно и цепко, уже не как приятель, а как лекарь, пытающийся отыскать симптомы надвигающейся болезни.

Ответная улыбка наверняка вышла вымученной и жалкой. Всего несколько минут назад ей было хорошо и весело, медовуха приятно туманила голову, заставляя забыть о суетливом рабочем дне. Сейчас же больше всего хотелось… куда-то. Подальше от людной дороги, шума городских улиц, вездесущего запаха перебродившего вина.

Хотелось в лес.

Астрид мягко мягко убрала с плеч его руки и шагнула в сторону небольшого пролеска, разделяющего улицу и реку.

— Асти? — послышалось за спиной, но она не придала этому значения, продолжая идти вперед. Кажется, на запястье легла чья-то ладонь, но не смогла удержать.

Нужно спрятаться от поднявшегося ветра, такого холодного, что вмиг забылось о дневной жаре, душащем воротнике и колкой ткани форменных брюк. Среди деревьев всегда теплее.

Она коснулась одного из них и замерла — кора оказалась ледяной и будто покрытой инеем. Вокруг ладони взвились тени, пугающие, неправильные настолько, что хотелось закричать от ужаса.

Тьма была везде, сквозь неё удалось разглядеть только незнакомое мальчишеское лицо, испуганное и бледное. Он словно тонул в болотной трясине, а вместе с ним тонула и Астрид, всеми силами не желающая бросать мальчика. Хоть бы дотянуться, совсем немного…

Последнее, что она успела почувствовать, прежде чем провалиться во тьму вслед за напуганным ребенком, — как её обхватили чьи-то горячие руки. Кажется, кто-то снова кричал.

— Пти-ичка-птичка-птичка, — лениво позвал Кэрт и поманил пальцем. Жирный бело-коричневый голубь степенно расхаживал у дальнего края плоской крыши, клевал хлебные крошки и подозрительно косился на парочку ассасинов — интеллектом, может, «птичка» и не блистала, а всё же инстинктивно чуяла хищных кошек в человечьем обличье. Любое зверье их чуяло. — Ну же, приятель, иди сюда… а то я что-то голодный…

— Ты когда-нибудь наешься? — Даймона выразительно закатила глаза.

— Нет, а ты? — не стушевался Кэрт. — Пти-ичка-а, я жду…

Голубь презрительно нахохлился, прежде чем склевать оставшиеся крошки и улететь от греха подальше.

— Неблагодарный, я же покрошил тебе лучший кусок своего пирожка!

— На, жри, только замолкни уже! — не поднимаясь с нагретого местечка, Даймона сунула ему плитку прессованных орехов. Плитка пахла душистым медом и была предусмотрительно завернута в кондитерскую бумагу, чтобы к рукам не липло. Кэрт охотно поблагодарил и, плюхнувшись рядом с подругой, радостно захрустел плиткой. Сладкое он не любил, а вот орехи мог грызть мешками, о чём Даймона прекрасно знала.

Что уж там, она всегда заботилась о нём куда больше, чем он о ней.

— Как там в Аль-Маарефе? Впрочем, чего это я? Что тут пекло, что там.

— Не гони, — запротестовал Кэрт. — Вот там реально пекло, не чета нашему. Но воздух сухой, дышать легче.

— Да уж, у нас дышать стабильно нечем. Даром что ветер с моря дует. О, еще и воняет чем-то… апельсины, что ли? Вроде не сезон.