Однажды Степанов попробовал завести разговор на эту тему с Марией Федоровной. И понял, что при монархии создать такую организацию невозможно.

– Да вы с ума сошли, Александр! Это же змей о трех головах! Вы хотите создать организацию, которая будет готовить заговоры против моего сына?

Слишком смело для своего времени мыслил полковник Степанов.

Спустя десять лет, в 1922 году, в Париже, белоэмигранты обсуждали, чем вызвано переименование ЧК в ОГПУ. Строили предположения. По обыкновению, спорили до хрипоты. Он же улыбнулся самой горькой в своей жизни улыбкой. Он понял: большевики создали именно такую организацию. Надо полагать, не без помощи его бывших подчиненных они создали организацию, о которой он мечтал. Одно название большевистской организации чего стоит! Объединенное главное политическое управление. Это не Чрезвычайная комиссия! Времена ЧК прошли!

– Финита ля комедия, господа! – сказал тогда Степанов. – Отныне любая контрреволюционная деятельность на территории России невозможна! А вот нам теперь ни в одной стране мира покоя не будет! Обратил бы ваше внимание, господа, на то, что разведка, контрразведка и политический сыск объединены большевиками под одной вывеской.

В течение десяти минут он написал докладную записку на имя исполняющего обязанности начальника Генерального штаба генерала Поливанова. Позвонил в колокольчик. Вошла Степанида – его экономка.

– Степанидушка, пригласи сюда нашу гостью и накрывай на стол.

С легкой улыбкой на губах вошла Елена Николаевна – уже знакомый нам курьер из Берлина.

– Присаживайтесь, сударыня.

Дама с любопытством оглядела кабинет Степанова. Не спеша и грациозно присела на диван. Степанов встал, прошелся по кабинету.

– Итак, сударыня, я жду объяснений. Почему, сойдя с поезда, вы не отправились на конспиративную квартиру, а решили провести время в компании с мерзавцами?

– Все не так просто. В поезде я познакомилась с Сазоновым. Но я не думала, что его будет встречать сам главный мерзавец.

– И что из этого следует?

– Мерзавец буквально затащил меня в автомобиль. Вы же знаете, как ведет себя этот господин. Я не хотела устраивать скандал. Это понятно?

– И предоставили устраивать скандал мне? Последствия этого скандала даже трудно предположить. Вы, как дама, могли бы найти более легкий способ выйти из сложившейся ситуации. Без мордобитий и погонь.

– Что вы этим хотите сказать?

– Есть огромное количество дамских уловок, к которым вы не пожелали даже прибегнуть.

– Уж не оскорбить ли вы меня желаете? – лукаво улыбнулась женщина.

– Ничуть.

Так же грациозно, как минуту до этого присела, Елена Николаевна встала. Повернулась спиной к Степанову. Было понятно, что она что-то достает из декольте. Когда она повернулась, на щеках ее горел непритворный румянец. Было видно, что она действительно смущена. Она расправила небольшой листок бумаги и, опустив глаза, протянула его полковнику.

– Вот.

– Что это? – также смутившись, спросил Степанов.

– Возьмите, возьмите. Это же не бомба. Хотя кто знает? Может быть, это опасней бомбы.

Степанов взял измятый листок. Это был чек на сумму двести тысяч рублей, выписанный на предъявителя. Название банка ничего ему не говорило. Кажется, какой-то немецкий банк. Озадаченный полковник повертел чек в руках с таким видом, что, казалось, вот-вот его понюхает. Видя эту картину, Елена Николаевна рассмеялась. Она представила, как полковник Генерального штаба выясняет, чем пахнет чек, только что вынутый из декольте. Полковник тоже рассмеялся.

– Мне, право, неловко спрашивать, откуда это. Впрочем, откуда – я уже видел.

Елена Николаевна уже без улыбки продолжила:

– Вероятно, желая таким образом меня обольстить, Сазонов еще в поезде показал мне этот чек. Вытащить ценную бумагу в поезде возможности не представилось. Показать-то он показал, но постоянно прикасался к груди, как бы проверяя, на месте ли бумажник с чеком. Поэтому я решила продолжить знакомство с этой компанией.

– Что ж, вы поступили, наверное, правильно. Хотя с меня было бы довольно и того, если бы вы просто сказали, что видели чек иностранного банка у Сазонова.

– Вы опять желаете меня оскорбить?

Степанов долго смотрел в зеленые глаза своего агента. Она нравилась ему. Опытный обольститель, он чувствовал, что женщина влюблена в него. Не будь этой влюбленности, он бы давно пошел на сближение с ней. Но в отличие от нее он влюблен не был. И менять привычный образ жизни не желал. Холостяцкие привычки – это те дурные привычки, от которых труднее всего избавиться. Пристрастие к алкоголю и табаку – сущий пустяк по сравнению с определенным укладом жизни. А иметь дело с влюбленной и отвергнутой женщиной опасно. В его случае более, чем в любом другом.

– Я мог бы сказать, что вы умница, но для красивой женщины это равно оскорблению. Я бы мог сказать, что вы сущий ангел, но вы сами понимаете, что мы с вами заняты отнюдь не ангельскими делами.

– Вы действительно намерены сегодня говорить мне одни гадости? – В голосе женщины послышались нотки, предвещающие скорые слезы.

Степанов взял руку Елены Николаевны и, склонившись, нежнее, чем требовал этикет, поцеловал ее. Она положила свободную руку на седеющую голову полковника.

Именно эту сцену застала явившаяся без обычного стука в дверь экономка Степанида. Господа смутились. Грозно взглянув на свою экономку, Степанов ничего не сказал ей. Обратился к Елене Николаевне:

– Благодарю вас.

В ответ та снова рассмеялась:

– Мне нужно, как солдату, кричать «рада стараться»?

«Черт бы побрал этих женщин! Один непродуманный шаг, и они моментально берут дело в свои руки», – подумал Степанов.

– Ступайте в столовую. Я сейчас приду.

Он положил чек в конверт. В раздумье постоял минуту. Затем положил еще какие-то бумаги со стола в сейф. Запер его. Скандала, которого он опасался после посещения литературного клуба, он был теперь уверен, не будет: «Афишировать свое темное финансирование негодяи не решатся. Но будут разыскивать Елену. Возможно, объявят воровкой. Как этого не хочется, но ее нужно пока оставить здесь, у себя. А может быть, хочется?»

Он ехал на извозчике в Главный штаб. Прогуливавшиеся дамы обращали свое внимание на красивого полковника, проезжавшего мимо. Полковник, предавшийся грустным размышлениям, не обращал внимания ни на дам в легких летних платьях, ни на чудную, редкую для столицы солнечную погоду. Мысли его занимал этот чек на предъявителя. «Что за банк? Кому принадлежат его активы? Даже оприходовать эти деньги проблема. Хотя оприходовать – наоборот, проблем не будет. Не ворует теперь разве только ленивый. Скажи он, что не знает, как оприходовать эти деньги, и его поднимут на смех». И все же брало верх профессиональное любопытство: «Чьими финансовыми услугами пользуются проходимцы? Почему так сложно? Не к министру же финансов Коковцеву обратиться за разъяснениями? Хотя почему нет? Как раз министр финансов и может пролить свет в этом темном деле. И опять же... Что из этого следует? Ну будет он знать. А сделать что он сможет, кроме как поделится информацией с Гневной. Эх, Ники, Ники, куда ты ведешь Россию и себя! Хотя Ники уже никого никуда давно не ведет. Не хочется верить, что теперь, как ворованную лошадь, ее тащит под уздцы Распутин». Как ему, дворянину, офицеру, была противна даже мысль, что бывший конокрад в этот раз уворовал саму Россию! «И все же нужно встречаться со Столыпиным и с его помощью затем встретиться с министром финансов Коковцевым», – подвел он итог своим терзаниям.