Толпа выкрикивала имя героя.

– Даймон! Даймон!

Танцоры начали вращаться все стремительнее. Молодой манах был быстр, очень быстр. Не обращая внимания на рану, он отпрянул назад, повернулся и ударил столь молниеносно, что запястный нож, скользнув под рукой Даймона, задел его бедро. Теперь и новичок «открыл счет». Даймон в ответ словно взорвался, обернулся вихрем стремительно мелькающих рук и ног. Он теснил молодого противника к краю насыпи; кулаки и колени наносили удар за ударом, наручи сверкали, всегда успевая отразить удар. Опытный воин все увереннее наступал на новичка, вынуждая того защищаться отчаяннее и отчаяннее, пока последним летящим замахом Даймон не заставил противника свалиться с насыпи.

Раздался бешеный рев толпы. Даймон победно вскинул руку. Побежденный манах поднялся на ноги и остался неподвижно стоять внизу, пытаясь отдышаться. Даймон опустил руку. Неудачник поднял глаза, и толпа разразилась насмешками и шиканьем. Преследуемый издевательскими выкриками, молодой манах медленно скрылся в туннеле.

Пинто ужаснулась.

– Он же сделал все, что смог. Почему они глумятся над ним?

– Он проиграл, – отвечал охранник, стоявший рядом. Мампо дрожал. Юноше казалось, что внутри его все пылает.

– Я тоже мог бы… – проговорил он.

– Что, проиграть? – усмехнулся охранник. – Это точно, мы все смогли бы.

Мампо ничего больше не сказал, хотя на самом деле он имел в виду совсем иное. Юноша хотел сказать, что он тоже смог бы станцевать этот смертельный танец и победить. «Я могу так», – говорило его тело. Тело знало, что нужно делать.

Между тем на арене разворачивалась следующая схватка. Она тоже закончилась тем, что один из соперников спрыгнул с насыпи, признав свое поражение. Наблюдая за сражающимися, Мампо понял, что существует ограниченное количество движений, и искусство боя состоит в том, чтобы чередовать и комбинировать их. Поскольку каждый из бойцов знал, чем грозит следующий маневр противника, мастерство проявлялось в том, чтобы предвидеть, каким будет нападение, и найти способ отразить его. Лучшие воины меняли направление броска даже в середине стремительной атаки. Самые великолепные движения, вызывавшие наибольшее восхищение толпы, были сопряжены и с самым большим риском для бойца.

В третьей схватке участвовал манах, казавшийся явным любимцем толпы.

– Вот и он, – сказал Пинто охранник. – Это Арно. Сейчас увидишь, что такое настоящая манаха.

Воин, которого звали Арно, выглядел огромным. Не верилось, что эта гора плоти сможет увернуться от ножа более гибкого противника. Однако едва схватка началась, стало ясно, что Арно – настоящий мастер. Он казался почти невесомым – текучими движениями перекатывался с пятки на носок, то низко приседал, то в прыжке взвивался в воздух… Движения Арно были так быстры и изящны, что казалось, бой не требует от него усилий. Почти с равнодушием он оставлял на коже противника тонкие кровавые линии. Широкую грудь Арно покрывали шрамы, но сегодня его сопернику не удалось добавить к этим зажившим ранам новые отметины. Небрежно, даже как будто презрительно Арно оттеснил его к краю насыпи. Легким, почти нежным движением гигант наотмашь ударил запястным ножом, давая понять побежденному, что он должен спрыгнуть с насыпи. Уверенный в том, что противник именно так и поступит, Арно на миг ослабил внимание. Однако соперник, стремясь воспользоваться последней возможностью, пригнулся и глубоко всадил в бедро Арно нож, притороченный у колена.

Пинто громко вскрикнула. В реве Арно послышалась оскорбленная гордость. Взлетел левый кулак. Правый локоть парировал удар. Левый наруч сверкнул в ответном выпаде… И тут Арно низко нагнул голову и вонзил наконечник шлема в грудь противника. Нож с хрустом вошел в тело побежденного манаха. Мгновение соперники не двигались, замерев в смертельном объятии. Затем Арно отпрянул. Темная кровь с булькающим звуком хлынула из пронзенного сердца. Соперник гиганта упал на колени и навзничь повалился на землю. На песке осталась глубокая темно-красная полоса.

Арно замер, не замечая, что кровь струится по бедру. Затем медленно поднял правую руку в знак победы и почтения к Доминатору. Вопли потрясли арену, тысячи голосов зашлись в крике, в котором слышалось удовлетворение. Убийство доставило толпе истинную радость.

– Он должен был спрыгнуть, – проговорил охранник, тряхнув головой, пока служители уносили тело с арены.

– Какой ужас… – произнесла Пинто дрожащим голосом, глядя на орущую и топочущую толпу.

– Да, – ответил Мампо. – И все же как красиво!

Больше смертельных исходов в тот день не было. Как только манаха завершилась, охранники поздравили своих возбужденных и потрясенных пленников.

– Первый день в Доминате, а вы уже видели манаху и смерть на арене! Боги благосклонны к вам.

Аира Хаз тихо спросила у мужа:

– Что они за люди? Устраивают представление из убийства!

– Такие же, как мы, – печально ответил Анно. – Такие же люди.

Мариус Симеон Ортиз отдал команду, и солдаты двинулись вдоль шеренги пленников, приказывая рабам подниматься на ноги. После часового отдыха в мягкой траве пленникам было не просто продолжить путь.

– Сколько нам еще идти, папа? – спросила Пинто.

– Не знаю, дорогая. Хочешь, я понесу тебя?

– Нет, я могу идти сама.

На протяжении всего похода Пинто ни разу не попросила, чтобы ее понесли на руках. Хотя в первые дни путешествия девочка была близка к этому. Иногда ее ноги так уставали, что мышцы продолжали непроизвольно подергиваться, даже когда Пинто уже не двигалась. В такие минуты девочка говорила себе, что сейчас она попросит, чтобы ее понесли. Однако каждый раз даже мысли об этом оказывалось достаточно, чтобы упрямство помогло ей побороть слабость. А теперь девочка точно знала, что никогда не станет просить о помощи.

Колонна рабов спустилась по склону холма и вступила в туннель. Впереди пленники услышали шум огромной толпы, увидели отблески солнца на песке и вскоре обнаружили, что оказались на арене.

Зрители оставались на террасах, потому что правитель еще не покинул свое место. Мариус Симеон Ортиз выехал на арену во главе колонны и, пришпорив коня, заставил его запрыгнуть на насыпь. Военачальник повернулся лицом к Доминатору, спокойный, словно конная статуя, а жители Араманта продолжали заполнять площадку, двумя потоками обтекая насыпь.

По мере того как рабы появлялись на арене, толпа начала аплодировать. Люди все прибывали и прибывали, и аплодисменты звучали громче и громче. Доминатор смотрел на рабов, улыбаясь широко и дружелюбно, словно усталые путники по доброй воле пришли сюда, чтобы выразить ему почтение. Бомен шел следом за отцом. Едва выйдя из туннеля, юноша поднял взгляд на красный павильон, и на короткое мгновение глаза его встретились с глазами правителя. Губы правителя были изогнуты в отеческой улыбке, но в глазах не было и следа добродушия. Во взгляде Доминатора Бомен уловил отблеск непреклонной воли и холодное равнодушие к человеческому потоку, протекающему перед ним. Юноша внезапно понял, что за странное ощущение исходило от этого человека, – правитель не нуждался ни в чьей любви. Затем колонна рабов стала втягиваться в другой туннель, и Бомен вслед за отцом покинул арену.