Конечно, для государственного деятеля высокого уровня ежедневное соблюдение такого распорядка было немыслимо. Как главе правительства Муссолини приходилось часто ездить по стране, отлучаясь из дома на несколько дней, участвовать в многочисленных официальных приемах и банкетах, встречаться с людьми на деловых ужинах, произносить тосты и отпивать из бокалов с вином. От обильных трапез он воздерживался, старался есть немного и делал это очень быстро, осуждал чревоугодников. С середины 20-х годов Муссолини перешел на строгую вегетарианскую диету.

Умеренность в питании была вынужденной. Муссолини страдал язвой желудка, которая время от времени провоцировала такие приступы боли, что полностью выбивала дуче из колеи. Первый серьезный приступ случился в 1925 году, когда семья жила еще в Милане. Почти два месяца Муссолини нигде не появлялся. Его болезнь тщательно скрывалась от общественности, однако слухи, как это часто бывает, сразу поползли по стране. Многие ошибочно предполагали, что у него обострилась застарелая венерическая болезнь. Лучшие доктора после многократных осмотров и консилиумов решили обойтись без операции и лечить диктатора консервативными методами. Успех этой методики во многом зависел от самого пациента. И Муссолини усердно следовал предписаниям врачей, принимал лекарства, отказывал себе во вкусной и разнообразной пище. Бывали случаи, когда он обходился лишь фруктами и молоком, выпивая до трех литров в день. Боли утихали, болезнь отступала, но спустя какое-то время вновь давала о себе знать. Новый серьезный приступ случился в 1929 году, а впоследствии они стали повторяться все чаще и чаще.

Ракеле трогательно и нежно ухаживала за мужем, прикованным к постели. Зная его нетерпимый характер, она осмеливалась лишь изредка спрашивать его о чем-либо, кроме самочувствия и семейных дел. Это не сразу поняли те знакомые и друзья, которые звонили ей и писали письма в надежде на поддержку и протекцию. Муссолини с ходу и в резкой форме пресекал робкие попытки Ракеле, указывая, что это не ее ума дело. Супруга не обижалась, соглашалась с мужем и мирилась с его грубым тоном. Если верить ее воспоминаниям, она столь же легко прощала ему и любовные интрижки. Ракеле пишет, что знала о двадцати, но не опасалась, поскольку Муссолини был крепко привязан к семье и детям. О некоторых изменах он якобы рассказывал ей сам. «Иногда его раскаяние было искренним и забавным».

Вероятно, так оно и было, поскольку дуче не скрывал от жены лишь самые «невинные шалости». В 20-е годы у него не было в Риме постоянных любовниц. Из старых привязанностей дольше всех продержалась Маргерита Сарфатти. Когда она посещала столицу, Муссолини изыскивал время, садился за руль и уезжал с ней из города. Они останавливались в глухих гостиницах, где их с трудом могли отыскать чиновники со срочными делами. Если им это все же удавалось, дуче злился и быстро подписывал нужные бумаги.

Однако после назначения Муссолини премьером Маргерите пришлось работать в «Иль пополо д’Италиа» под руководством его младшего брата Арнальдо, которому дуче оставил газету. Их отношения сразу не заладились. Сарфатти, все еще считавшая себя фавориткой диктатора, претендовала на особое положение в редакции. Она работала и в других изданиях, редактировала фашистский журнал «Иерархия», отличалась своенравием и корыстолюбием. В журналистских кругах Маргериту недолюбливали, и никто не сожалел, когда в 1930 году Арнальдо уволил ее из газеты. Но окончательно звезда Маргериты закатилась лишь после опубликования ею первой официальной биографии Муссолини под латинским названием «DUX» («Вождь»). Книга пришлась не по вкусу главному герою, и он прекратил с Сарфатти всякие контакты, тем более что в интимном отношении она уже давно потеряла для него былую привлекательность. Обиженная Маргерита вскоре покинула Италию и уехала в Соединенные Штаты.

Круг сексуального общения Муссолини в 30-е годы по сравнению с предшествовавшим периодом сузился, а возможности расширились. Дело в том, что доступ к диктатору стал более сложным, а количество женщин, желавших получить аудиенцию, многократно возросло. Дуче не жалел для них своего рабочего времени и, по обыкновению, не покидал рабочего места. Ему не нужно было рыскать в поисках партнерш — они сами писали ему письма с выражением любви и мольбами о встрече. Таких писем в канцелярию главы правительства приходили сотни. Специальные помощники дуче их сортировали: послания от знакомых женщин, а также тех, кто писал слишком часто, даже не вскрывали и адресату не передавали. Письма незнакомок тщательно изучались. Из них отбирали лишь самую интересную часть, которая ложилась на стол Муссолини. Он делал окончательный выбор по одному ему известным критериям, после чего в дело вступала полиция. Она тщательно проверяла претенденток, в том числе на предмет венерических заболеваний, после чего они допускались во дворец «Венеция» к объекту своей страсти.

Муссолини переехал в эту резиденцию в самом центре Рима в 1929 году. Ее величие должно было соответствовать величию замыслов и свершений фашизма. Дворец строился в XIV–XV веках, затем был продан Венецианской республике (отсюда название), позже перешел во владение австрийской династии Габсбургов, а в годы Первой мировой войны подвергся экспроприации итальянским правительством. Дуче расположился в самом большом помещении дворца — зале «Маппамондо» («Карты мира»), имевшем 20 метров в длину и 13 в ширину. По одной стене зала тянулись два ряда высоких окон, выходивших на площадь Венеции, на другой были нарисованы колонны, углублявшие перспективу помещения. Массивная инкрустированная люстра, расписной потолок, мозаичный пол с изображением женщин и детей в натуральную величину, огромный камин, закрытый литой узорчатой решеткой, и никакой мебели, за исключением стоявшего в дальнем левом углу старинного письменного стола и двух стульев в средневековом стиле «Савонарола», предназначавшихся для особо почетных гостей. Именно здесь, в гулкой тиши зала (Муссолини запретил водителям гудеть на площади в клаксон, чтобы не мешать сосредоточенной работе мысли!), ему грезились новые захваченные земли, военные походы и штурмы, рост могущества Италии и его личной славы.

Но вот дверь бесшумно отворялась, и секретарь докладывал об очередном посетителе или посетительнице. Дуче быстро склонялся над письменным столом: каждый входивший должен был видеть, что вождь неустанно трудится на благо отчизны. Даже по вечерам, уходя из кабинета, Муссолини оставлял включенной настольную лампу, чтобы свет был виден со стороны площади, и хотя по Риму сразу поползли слухи, что комната при этом пуста, дуче своей привычки не изменил.

Пустынное величие зала оглушало впервые в него входивших, но озираться по сторонам было особенно некогда. Взгляд сразу приковывал лысый череп человека, склонившегося над письменным столом. Дуче медленно поднимал голову и впивался своими выпученными глазами в визитера, которому предстояло под этим пристальным взором преодолеть разделявшие их 18 метров. Вошедший (так, видимо, полагал Муссолини) должен был испытывать содрогание и внутренний трепет. Во всяком случае, сцена была рассчитана именно на такой эффект, и, по всей вероятности, он нередко бывал достигнут. Как-то раз дуче полушутя признался: «Подлинный секрет сохранения власти состоит в том, чтобы целый день сидеть за этим столом». Один из его биографов подсчитал, что за весь период своего правления Муссолини дал около 130 тысяч индивидуальных аудиенций. Если визит наносила женщина, то никому, даже личному секретарю, нельзя было ни под каким предлогом входить в кабинет.