— Что на счет чая?

«Раз, два, три, четыре, пять… глубокий вдох, спокойствие, только спокойствие. Кирюшенька сейчас напьется и свалит, наконец. А в следующий раз, скорее язык себе отрежу, чем предложу ему что-нибудь!» — успокаивая себя, поднялась и включила заново поостывший чайник.

Чаепитие в полном молчании. Слежка темно-серых глаз за каждым моим движением. Холод по плечам — волной по телу. Зачем я заключила с ним этот чертов договор?!

— Спасибо, Нелли. — Поднялся и вышел. А я смогла полноценно вдохнуть.

Через пять минут, уже одетый и с ноутбуком в руке, заглянул опять ко мне.

— Завтра мы идем в оперу. Жду тебя к пяти.

— Я не могу. — Вырвалось; и тут же сникла под бездушным взором. — У меня прогон вечером…

В ответ кривая ухмылка.

Хлопнула входная дверь.

Опустившись бессильно на табурет — закрыла лицо руками.

Пропустить генеральную репетицию — это из ряда вон. Даже полумертвый актер должен на нее явиться. С худруком «Арт-бума», Светлицким Олегом у нас были давние дружеские отношения. Но так я его не подставляла никогда. Про приступы мигрени он знал. Потому и главные роли никогда не давал. Эдакое молчаливое соглашение между нами.

А теперь мне пришлось ему врать. Из-за своенравной сволочи по имени Кирилл. В оперу ему припекло! Именно в вечер прогона! А почему не первого октября, на открытие нашего сезона?! Пожимая руку Дубова, разве предполагала тогда такое? Нет, конечно.

Наказывал. Открыто. Безжалостно. Жестко.

На следующий день, кусая губы и выкручивая пальцы, позвонила Олегу и сказала, что мне плохо. Он, конечно же, вошел в положение, лишь попросив быть в норме к премьере.

— Постараюсь. — Промычала, давясь горечью и думая о том, какие вершины моей неприязни к Дубову еще предстоит покорить.

Но в случае с ним, как уже смогла не раз убедиться, это были цветочки. Если кажется, что хуже уже некуда, Удав очень быстро умел доказывать обратное.

Приехав к нему ровно к пяти, удостоилась омерзительной улыбки. Нагнул. Доволен собой.

— Ты пунктуальна. Это хорошо. Иди, переоденься.

Все ругательства к тому моменту я уже тридцать раз просклоняла во всех падежах вместе с его именем, а потому выдохлась. Что толку бессильно беситься? Апатия наше все.

К платьям-туфлям и прочему относилась как к реквизиту. Выбрала, надела, соорудила прическу, подняв волосы вверх, прошлась по лицу косметикой, особо не усердствуя. Переставила сим-карты в новый телефон, а тот, что он мне дал — вернула до заводских настроек и положила назад в коробку.

Дубов появился на пороге через час. Вошел, остановился, осматривая меня.

— Повернись.

Подавив рывок злости, молча выполнила приказ. Назвать это просьбой нельзя было даже с большой натяжкой.

— Мне не нравится это платье. Надень другое.

Хотел ли он меня доломать в тот вечер, или действительно наряд не подходил по каким-то неведомым критериям — без понятия. Очередную волну возмущения еле осилила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Хорошо.

— У тебя должна быть открыта шея. — Сделал несколько шагов к напольным вешалкам, где рядами висело барахло невозможных цен и брендов; небрежно пошорхал тремпелями. Выбрал что-то, снял и протянул мне: — Примерь. Я посмотрю.

Едва взяв в руки одеяние, внутренним чутьем уловила предстоящие неприятности. Что именно произойдет — еще не знала, но предчувствие уже начало покалывать кончики пальцев.

— Выйдите, пожалуйста.

Кирилл Геннадиевич, казалось, удивился такой просьбе, но вышел.

Все дело в том, что платье, выбранное им, надо было надевать на голое тело. В смысле без бюстгальтера, так как лиф был сделан в виде корсета. Скрипя зубами, переоделась. Еле извернулась с молнией сзади. Посмотрев на свое отражение в зеркале, сразу поняла причину своего беспокойства.

Я подсознательно выбирала платья скрывающие не только грудь, но и шею, пряча под одеждой цепочку с обручальными кольцами. Теперь же она красовалась на виду.

Выглянув из комнаты, увидела Дубова буквально в паре метров. Он водил пальцами по экрану телефона, а заметив меня — еще раз осмотрел с ног до головы.

— Иди за мной. — Отдал команду и направился в сторону кабинета.

Когда оказались внутри, Удав направился к стене, где открыл сейф. Достал несколько плоских бархатных коробочек, заставив сердце сжаться, что есть силы. Непроизвольно сделав шаг назад, уставилась на него с мольбой.

— Твой амулет верности сегодня придется снять. — Холодным тоном оповестил, не реагируя на безмолвную просьбу.

— Пожалуйста… нет. Не надо… прошу вас… — зашептала, отступая.

— Нелли. — Он поставил украшения на стол. — Подойди ко мне.

— Кирилл Геннадиевич… я… не могу… пожалуйста… — К горлу подступили слезы.

За пять лет я ни разу не снимала с себя цепочку с кольцами. Ни разу!!! Для меня это было равносильно предательству, понимаете? Озноб ударил по спине. Плечи и руки вдруг стало тянуть, как будто кто-то внутри захотел вытащить все мышцы и сухожилия. До боли на физическом уровне.

— Нелли. — Повторил мое имя, давя на невидимом уровне.

Интересно, если бы он знал, какая истерика была той ночью у меня, остановился бы?

Хотите правду?

Ответ — нет.

Дубов поставил цель. Точка. Потом уже, много времени спустя, анализируя поступки и поведение, пришла к выводу, что все было просчитано и предусмотрено.

Кирилл наверняка догадывался, в каком состоянии я буду, когда сниму с себя столь дорогую вещь. И оперный театр — тоже не просто так. Мы сидели в вип-ложе, вроде бы и на виду и с тем слишком далеко от любопытных глаз.

Никакое актерское мастерство не помогало. От прикосновения его пальцев к моей шее, когда снимал мой талисман и вешал золотую цепочку с каплей бриллианта, вздрагивала, не скрываясь. Кольцо с такой же каплей на руку. И внутренний вой, рвущий на части: «Леша, прости!!!»

Как же мне было плохо. Конвульсии заглушенной истерики бились в груди. Кипели, обжигая, и просились на свободу. Давилась от чувства унижения и ничего не могла с собой поделать. Отступилась. Предала. Оказалась недостаточно сильной. Словно на колени меня поставили.