Он опустил взгляд на свои руки.

– Полагаю, то же, что и сейчас. Пожалуй, это единственное, что я умею, по большому счету. Вот у вас жизнь интересная.

Так впервые она поняла, что Дэниел считает ее интересной.

Ренни смотрит на две другие открытки. Одну она отправит Джейку, из вежливости – надо дать ему знать, где она. Но без текста, потому что не может придумать, что бы ей хотелось ему сказать. А третью пока оставит пустой. Пустой – не значит чистой. Она для Дэниела, но Ренни решила пока не отправлять ее. Отправит позже, когда сможет честно написать: у меня все отлично. Именно это он хотел бы услышать – что все отлично, что с ней все отлично, что он не причинил никакого вреда.

* * *

Ренни чувствует, как на нее упала тень.

– Приветик, – произносит низкий, чуть гнусавый голос, вроде бы знакомый. Эта женщина встретилась ей в отеле вчера вечером.

Она садится рядом с Ренни, без приглашения, и достает из сумки пачку сигарет. Ренни убирает открытки.

– Куришь? – говорит женщина.

Ее пальцы, держащие сигарету, обкусаны до самых ногтей, формой словно пеньки, выглядит это довольно противно, а кожа вокруг ногтей буквально изгрызена, словно мышами, и саднит; это одновременно изумляет и отталкивает Ренни. Ей не хочется касаться этой уродливой руки, не хочется, чтобы она ее касалась. Ей неприятно видеть любые ссадины, раны – когда размыта грань между тем, что внутри, и тем, что снаружи.

– Нет, спасибо, – говорит она.

– Я Лора, – говорит женщина. – Никакая не Лаура и так далее. Лора Лукас. В нашей семье у всех имена на «л». Мою маму звали Леона.

Когда она заговорила, первое впечатление размывается; кажется, «приветик» – единственный заученно-фальшивый прием, все прочее натуральное. Она старше, чем показалась Ренни в приглушенном свете отеля. Сегодня у нее распущенные по-хипповски волосы, сухие, как солома. Она завернута в кусок оранжевой ткани, с узлом поперек массивных грудей.

Ее глаза все время бегают, словно сканируют, подмечают все детали.

– Только что приехала, да? – говорит она, и Ренни думает: канадка.

– Да, – отвечает она.

– Ты тут смотри, держи ухо востро, – говорит Лора. – Если люди поймут, что ты не при делах, тебе кранты. Вот сколько содрал с тебя таксист в аэропорту?

Ренни говорит, и та смеется.

– Ну видишь?

Ренни возмущается: ее всегда возмущает вторжение в личное пространство. Жаль, она не взяла книгу, могла бы притвориться, что читает.

– И следи за вещами, за камерой, и вообще, – говорит Лора. – Недавно была серия ограблений. Одна моя знакомая проснулась ночью, а над ней какой-то черный, в одних плавках, приставил ей к горлу нож. Секс тут ни при чем – только хотел забрать у нее деньги. Сказал, убьет ее, если она проболтается. И она побоялась пойти в полицию.

– Почему? – говорит Ренни, и Лора расплывается в ухмылке.

– Она решила, он сам из полиции.

Услышав какой-то сигнал – Ренни не поняла какой, – Лора поднимается и отряхивает песок со своего оранжевого наряда.

– Давай на борт, – произносит она. – Если ты здесь за этим.

Похоже, они должны добираться до корабля вброд. Пожилая пара с одинаковыми биноклями идет в авангарде. На обоих широкие шорты цвета хаки, они закатывают их еще выше, обнажая тонкие бледные ноги, на удивление мускулистые. И все же, когда они подходят к трапу, болтающийся низ шортов намокает. Две подружки-веснушки сопровождают свой путь визгом и хихиканьем. Лора развязывает свою тунику и обматывает ее вокруг шеи; она в черном бикини, на пару размеров меньше нужного. Затем, держа свою бордовую холщовую сумку на уровне плеча, ступает в воду; волна разбивается о ее бедра, которые выпирают из трусиков, словно на карикатуре или на таких салфетках с приколами.

Ренни раздумывает над выбором. Можно заткнуть подол платья в трусы, для всеобщего обозрения, или промокнуть и пованивать водорослями до самого вечера. Она выбирает компромисс: поднимает подол до колен и подтыкает платье за пояс. Но оно все равно намокает. Мужик на кораблике – как оказалось, владелец судна – расплывается в улыбке, когда ее окатывает волна. Он протягивает ей длинную узловатую руку с ладонью-клешней и помогает взобраться. В последний момент, когда уже затарахтел двигатель, вдруг подплывает стайка хохочущих ребятишек, карабкается на борт и сразу на навес – на самом деле деревянный, а не тканевый, понимает Ренни.

– Эй, смотрите там, не свалитесь! – кричит им хозяин.

Ренни сидит на деревянной скамье, с нее капает, кораблик прыгает вверх-вниз по волнам, и ее охватывает изнурение. Лора удалилась наверх, к детишкам, наверное, позагорать. Девушки флиртуют с капитаном. Пенсионеры разглядывают в бинокли морских птиц, бросая друг другу слова, похожие на некий шифр.

– Олуша, – говорит жена.

– Фрегат, – отвечает муж.

Прямо перед Ренни – стеклянная загородка, идущая почти по всей длине борта, с выступом посередине. Она ложится на нее обоими локтями. Сквозь стекло видна лишь сероватая морская пена. Вообще-то она оказалась здесь ради того, чтобы написать, как здесь здорово. «Сначала думаешь: можно было получить те же ощущения за куда меньшие деньги, просто бросив щепотку стирального порошка в джакузи. Но подождите!..»

Ренни ждет; корабль останавливается. Они далеко в море. В двадцати ярдах впереди волны разбиваются о невидимую стену, и кораблик подскакивает на каждой встречной волне, а потом болтается в складках между волнами, пока до рифа не остается какой-нибудь фут. «Это иллюзия», – думает Ренни. Ей нравится верить, что те, кто это устроил, все предусмотрели и ни в коем случае не допустят опасности. Ей не нравится картинка, как отросток коралла вдруг пробивает стеклянную перегородку.

Ренни наблюдает – ведь это и есть ее работа. Вода наполняется мельчайшим песком. По краям перегородки появляются и исчезают неясные тени. Внизу, заросшая кораллами настолько, что форма едва угадывается, дрейфует пластиковая бутылка; рядом держится рыбка с тигровым окрасом.

– Сегодня не лучший день, слишком ветрено, да и вообще, риф не из лучших, – произносит Лора. Она уже внизу и опускается на колени рядом с Ренни. – Постепенно гибнет из-за нефти и мусора в гавани. Если хочешь понырять с маской и все прочее, то поезжай на Сент-Агату. Кстати, я там живу. Тебе там точно больше понравится.

Ренни не отвечает; кажется, это необязательно. На самом деле ей не хочется продолжать разговор. Разговоры ведут к знакомствам, которые так быстро возникают в подобных поездках. А люди принимают их за дружбу. Она улыбается и отворачивается к стеклянному «экрану».

– Значит, ты пишешь для журналов? – спрашивает Лора.

– Откуда вы знаете? – спрашивает Ренни в раздражении. Это уже третий раз за сегодня.

– Здесь все всё знают. Слухи, сарафанное радио, если хочешь. Все знают, что где происходит. – Она немного помолчала. Потом взглянула на Ренни, вперив в нее взгляд, словно стараясь увидеть больше, чем другие, сквозь синие линзы своих очков. – Могу подсказать, о чем тебе стоит написать, – мрачно добавляет она. – Историю моей жизни. Впрочем, она достойна целой книги. Хотя все равно никто не поверит, ну ты понимаешь.