– Сзади!!! – Округлившиеся глаза паренька вынудили Вожникова метнуться в сторону – и тяжелый топор раскроил не его голову, а грудь черного латника, прочно засев в кирасе. Егор, не дожидаясь продолжения, резко подрубил врагу колени и только после этого встал, чтобы тут же увернуться от очередного клинка, пнуть ногой щит, отскочить за дерево, уходя от укола, из-за ствола попытаться ткнуть острием врага, но тоже безуспешно.

Латник в сине-красном, рисунка «домино», доспехе отошел чуть в сторону, призывно ударил мечом по своему щиту. Егор чиркнул саблей по ножу и, сдерживая холодное боевое бешенство, пружинящей походкой пошел на него.

– Хакка пале! – Доминошник ринулся вперед, рубя из-за головы. Легкий сабельный клинок поймал и отвел меч без особого труда, скользнул обратным взмахом… Но попал по щиту. Латник тоже не упустил шанс резануть врага обратным движением меча. Лезвие бессильно прошелестело по пластинам колонтаря, Егор же использовал заминку для двух стремительных уколов через щит. Отбивать их доминошник поленился – все равно кончик клинка лишь бессильно царапнул прочную кирасу.

– Да чтоб ты сдох, черепаха бешеная! – от души выругался Вожников, снова чиркнул саблей по ножу, закричал и ринулся вперед, метясь плашмя положенным клинком в узкую щель вражеского шлема.

Латник рефлекторно поддернул щит, спасая глаза, и толкнул вперед меч, направляя острие Вожникову в грудь. Секунда вражеской слепоты – и сабля ушла влево, под меч, подбивая клинок вверх. Егор нырнул дальше вперед, под оружие, и уже ножом ударил доминошника под мышку, сильным размашистым движением пробивая тонкую кольчужную рубашку и поддоспешник. Легко, словно в масло – граненый кончик кинжала именно для этого и предназначен. Не задерживаясь, пошел дальше, за спину, саблей рубанул по загривку – но там, похоже, броня оказалась слишком прочной.

Чужак крутанулся, рубя мечом воздух, развернулся, увидел врага, замер, расставив ноги и подняв щит. Егор приглашающе развел руки, подставляя удару беззащитную грудь.

– Хакка!!! – Доминошник рубанул.

Вожников кинулся вперед, вскидывая саблю над головой, парировал удар, попытался кольнуть ножом, но тот лишь бессильно скрежетнул по кирасе. Не доставая его мечом, латник попытался ударить окантовкой. Но без замаха получилось слабо. Егор же, отскакивая, развернул кханджарли, чиркнул им по удерживающей щит руке, обо что-то ощутимо зацепившись. Приплясывая, пошел вокруг разбойника по кругу.

Броня латника была куда лучше, чем у него, так просто до тела не доберешься – но и тяжелее. Колонтарь Егора слабым тычком или случайным резом тоже не пробить. Но зато в нем хоть кувыркайся, хоть прыгай, хоть бегай. Да и сабля легче меча чуть не вдвое. Два раза кольнуть успеешь вместо одного. И обзор в открытом шлеме хороший.

– Ну?! – остановившись, опять раскинул руки Вожников.

– Хакка! – принял приглашение доминошник, снова рубанув из-за головы.

В этот раз Егор парировать не стал, а поднырнул, уходя от латника вправо, развернулся. Разбойник с резким выкриком ударил щитом – и вот его-то князь Заозерский и отбил в сторону. Совсем не намного. Только чтобы хватило места руке с ножом пройти вдоль кирасы и под мышку.

Егор снова отпрянул, хищно пошел по кругу, как песец вокруг кабана. Доминошник ждал, тяжело дыша. Снег вокруг его правого сапога начал окрашиваться в красный цвет. Наверняка был полон уже до краев.

Вожников опять остановился, развел руки:

– Ну что, продолжим? Не желаете повторить схватку?

Доминошник поднял меч, сделал пару шагов вперед, уперев его кончик в пластины колонтаря, постоял так несколько мгновений, а потом уронил щит, сделал еще шаг, уже не пытаясь пронзить врага, а ища в нем опору – и повалился рядом.

Егор облегченно перевел дух, огляделся. Как оказалось, он стоял в кругу зрителей. Битва завершилась, его схватка была последней.

– Добре, княже! – одобрительно отозвались бояре. – Лихо ты его! Любо посмотреть!

– А чего вас так мало? – На полянке меж деревьями собралось всего полтора десятка ратников.

– Больно крепко бились иноземцы, – пожаловался воин с залитым кровью лицом. – Нелегко пришлось.

– Вот проклятие! – Егор пошел по полю брани, присаживаясь на корточки возле своих. Многие стонали и ругались, пытались сесть, отползти в более удобное место. На душе стало немного легче: убитых оказалось не больше десятка. Остальные просто ранены. Есть надежда, через месяц-другой оклемаются.

Со стороны озера послышался топот копыт. К берегу, держа наготове щиты и рогатины, мчались густые сотни ватажников.

– Вот мы, здесь, атаман! – осадил скакуна возле самых камней Угрюм. – Как приказывал! Кого бить?

– Ищи, – развел руками Егор.

Угрюм подумал, махнул рукой вдоль берега, отправляя сотни дальше, громко приказал ближним ушкуйникам:

– Силантий, вы тут с ранеными князю помогите, – а сам помчался следом за остальными.

Врага он все-таки нашел – в трех верстах дальше по берегу обнаружился лагерь разбойников. Там в руки ватажников попалось полтора десятка чужаков. Их допросили с пристрастием, и на рассвете, когда армия снова выступила в путь, Угрюм доложил:

– Не разбойники-душегубы это были, атаман. Датчане. Пленники сказывали, королева опасается, что ты опять ее земли разорять начнешь. Вести до них дошли, что силы свои к Новгороду созываешь. Литва, так они решили, тебе не по силам, орден Тевтонский ныне зело беден, однако же все еще опасен. Более окрест, кроме унии Датской, никого нет. Удары твои они на себе уже ощутили, посему решили упредить. Убить до того, как ты поход начнешь. Без тебя, так они полагали, войны не случится.

– Это приятное известие, – кивнул Егор. – А то я все маялся, кого в список на раскулачивание первым поставить. Теперь все в порядке. У нас есть доброволец.

После стычки на берегу князь Заозерский решил разделить обоз, отправив часть ватажников вперед налегке, только с ранеными на санях, а остальной груз везти обычным порядком, не торопясь. Благодаря этому помятые в схватке бояре уже через два дня были в Ладоге, возле старой крепости, охраняющей первый из волховских порогов, и отогревались на постоялых дворах в заботливых руках опытных знахарок.

Егор оставил хозяевам серебра, наказав заботиться о храбрых воинах, отправил Угрюма вперед – готовить дворец к приезду хозяев, а сам вернулся к жене, чтобы уже с нею вместе через неделю въехать в ворота бывшего амосовского подворья.

Ватажники, утомленные долгой дорогой, первый день отсыпались, на второй парились, на третий пошли отпиваться. На вопросы о планах знаменитого ушкуйника отвечали уверенно:

– Свеев бить пойдет. Поперва свеев, а опосля датчан. Или наоборот. Но бить их станет точно!

И сопровождали эти слова рассказом о том, как полторы тысячи датчан, распилив лед на пути заозерской рати, исподтишка напали на мирных путников и попытались разгромить их славного атамана. Но были биты тут же на месте всего в одной кровавой сече, длившейся от рассвета и до заката, и вырезаны все до последнего человека. Местами, в отдельных постоялых дворах, численность датчан увеличивалась до трех тысяч, а подробность про пиленый лед забывалась, в других говорили, как сотню датских рыцарей атаман Егорий Заозерский задушил голыми руками, поскольку ехал по мирному тракту без ножа и сабли. Однако в том, что сеча случилась лютая, новгородцы были убеждены, ибо на въезжающих в город санях лежало немало мятых и окровавленных рыцарских доспехов. Поэтому летописец историю разыгравшейся битвы тем же вечером записал, по здравом размышлении опустив сказки про задушенных голыми руками иноземных кавалеров и ограничившись словами лишь о том, что бито латинян было три тысячи полным числом, а лично князем Егорием Заозерским из них зарублено полтораста без малого. И завершил сей рассказ смиренным христианским пожеланием: