И оно меня не разочаровало. Подъезжая по бетонке, я опять увидел Гарольда, Мартина и Эрика – они стояли на погрузочной рампе, неся свою безмолвную вахту и наблюдая за моим приближением. И снова мне предложили чай, едва я подъехал.

– Скажи-ка лучше Джиму, – произнес Гарольд, и вновь Мартин позвонил с настенного телефона в мастерскую.

– Джим? – сказал он. – Это Мартин. Мы чай ставим, если тебе интересно. Точно. Подходи через пять минут.

Когда он повесил трубку, я сказал:

– Это не мое, конечно, дело, но не проще ли просто крикнуть ему через двор?

– Это можно, – ответил Мартин. – Но так и осипнуть недолго.

В двенадцать, когда я помогал Эрику подметать рампу, в фургоне «Колокольни» прибыли Эрик и Родни. Разгрузились они быстро, и мы уселись за столик перекинуться в карты.

– Нормально вчера обратно доехал? – спросил Гарольд, тасуя колоду.

– Да, спасибо, – ответил я. – Без двадцати пяти четыре уже был во дворе.

– Славная у тебя ранняя увольнительная вышла.

– Вообще-то сейчас у меня всё так: кончил дело – гуляй смело, – сказал я. – Но, наверное, приравнивается.

– Ну, как там ее ни называй, – сказал Кит, – а у меня такое чувство, что очень скоро всему кранты.

– Это как?

– Я сегодня утром с Джоном Джоунзом разговаривал. Ты Джона знаешь?

– Да, – ответил я. – Охранник на воротах в «Веселом парке».

– Точно. Ну так вот, он мне сказал, что в последнее время ранние увольнительные пошли на подъем, но выяснилось это, лишь когда Несбитт подписал чей-то путевой лист.

– Несбитт? – переспросил Мартин. Это его как-то особенно изумило.

– Ну, – подтвердил Кит. – Очевидно, он это сделал впервые за много лет, но тут заметил, что кое-чья подпись повторяется там десяток раз. Оказалось – Гослинга, это начальник такой в депо «Блэквелл», – и теперь Несбитт проводит особое дознание. Когда это выйдет наружу, всему и придут кранты.

Гарольд кивнул и в задумчивости раздул щеки.

– Да, мы слыхали про Гослинга, – сказал он. – Очень популярный у водителей, которые сюда ездят.

– Так вот, Джон утверждает, что его отстранили от работы, – продолжал Кит. – Пока идет расследование.

В сложившихся обстоятельствах я решил не распространяться о собственной роли в падении Гослинга. И в то же время ничего не мог с собой поделать – мне его было жалко.

– Ёшкин дрын, – заметил я. – Бедный Гослинг.

– Бедные мы все, – пробормотал Кит. – Что за жизнь будет без ранних увольнительных!

В пятницу утром я столкнулся с Джонатаном – сразу после того, как он получил свой полный пакет заработной платы. Парнишка стоял в коридоре возле диспетчерской и с недоверием пялился на свой ордер.

– Ты только что получил приятный сюрприз, правда? – спросил я.

– Можно сказать и так, – ответил он. – На самом деле, я и понятия не имел, что мне столько платят. При обучении мне выплачивали только основную ставку, а тут еще сколько всего: на прожиточный минимум! Расходы на химчистку! Премия за посещаемость! Тут даже бонус за производительность труда!

– Ну еще бы.

– Но как же нам могут платить бонус за производительность труда, если мы ничего не производим?

– Это умозрительная выплата, – объяснил я. – Эквивалентная тому, что мы могли бы зарабатывать на сопоставимом производстве.

Он покачал головой и улыбнулся.

– Ёлки! Теперь я вижу, почему все твердят про славные деньки.

– А-а, но дело не только в деньгах, – сказал я. – В этом и штука. Если попадаешь в Схему, о тебе заботятся всю дорогу. Подумай только. Тебе выдают полный комплект формы, зимней и летней, так что экономишь на одежде; тебе предоставляют субсидии на питание, вносят деньги в фонд социального обеспечения, оплачивают спортивную ассоциацию и социально-бытовое обслуживание. А тебе всего только и нужно, что каждый день являться на работу! Как в огромной пуховой перине валяешься! Можно посмотреть?

– Конечно.

Он дал мне ордер, и я пробежал глазами по пунктам, пока не нашел то, что искал.

– Вот. Отпускные. Ты проработал всего неделю, а уже накопил себе полдня отпуска. Они накапливаются на пропорциональной основе.

– Великолепно, – сказал Джонатан. – Я, наверное, оставлю этот ордер на память.

Он забрал у меня бумажку и аккуратно свернул ее вместе с купюрами. А потом, уже направившись было к рампе, остановился и задал удивительный вопрос:

– Так что именно лежит в этих ящиках?

– Ты же сам должен знать, – сказал я. – Вам разве не говорили при подготовке?

– Нет, сказали только, что содержимое ящиков имеет очень большое значение.

– И это правда. Вся Схема от него зависит.

– Как это?

– Ну, вам же должны были говорить, что «УниФуры» делаются на заказ. Их спроектировали специально так, чтобы все части были взаимозаменяемы и ржавоустойчивы.

– Да, – сказал Джонатан. – И чтобы механики могли их разобрать на части за один день.

– Точно, – сказал я. – Так вот, именно это и лежит в ящиках.

– Что, запчасти?

– Нет, все части. Всё. Колеса, приборные щитки, крылья, зеркала, фары. Не говоря уже обо всех компонентах двигателей. Посмотри вот на этот ящик – что говорится на этикетке? Решетки радиаторов: одна дюжина. Вот, пожалуйста, – идеальный пример.

– Так мы, значит, ездим на «УниФурах», набитых кусками «УниФуров»?

– Именно, – сказал я. – Система самоподдерживается. Мы перемещаем детали из одного депо в другое, и это дает нам работу.

Я был очень доволен своим объяснением: мне показалось, что вышло ясно и сжато. В глубокомысленном молчании Джонатан уставился на неспешную деятельность, происходившую на всей погрузочной рампе.

– Кстати, – сказал он. – А что за слухи, мол, больше не будет никаких ранних увольнительных?

– А где ты про это услышал? – спросил я.

– Да в столовой только про это и говорят.

– Вот как?

– Ты ведь туда не часто ходишь, правда?

– Нет, я за обедом предпочитаю чуточку мира и спокойствия.

– Так вот, пошел слух, что всему скоро придут кранты, и пораньше никого больше отпускать не будут.

– Поверю, когда сам увижу, – сказал я. – Они такими чистками грозят время от времени, чтобы всех встряхнуть, но потом обычно ничего не происходит. Я полагаю, на сей раз это кто-то придумал, чтобы Серебряные Кокарды немного побегали. Но в конце рабочего дня все равно остается одна только Схема, разве нет?

– Наверное. – Джонатан глянул на часы. – Ладно, мне, наверное, пора.