– Дедушка, пожалуйста, перестань. – Я ласково накрываю его руку своей ладонью. – Все будет хорошо, – говорю я очень спокойно, хотя сама не вполне уверена. Вчерашняя сцена в камере Клеймения здорово меня напугала, и я понимаю, что это было предупреждение, но вот от кого? Однако я вовсе не собираюсь им пренебречь. – Боско мне поможет, – шепчу я совсем тихо. – Мы все обсудили. Осталось только сделать так, как велят он и мистер Берри, и все будет хорошо.

Все будет хорошо, но не для старика, шепчет мне совесть. Не для старика, ведь я обвиню его в нарушении правил, которые обязаны соблюдать Заклейменные. Этот старик, так похожий на моего деда, – какое зло я собираюсь причинить ему? Но эту мысль я задвигаю подальше, не нужно думать, нужно выжить.

Дед фыркает:

– Селестина, нельзя полагаться на то, что пообещает тебе этот человек. Вчера ему планы спутали его же собственные помощники. Санчес и Джексон сыты по горло его манерами, двойными стандартами, в последнее время они очень недовольны его решениями. Они считают, он использует СМИ в своих интересах, уж не говоря о том, как он поступил с этой несчастной женщиной, женой главного редактора. Назревает война, Селестина, и все хотят тебя использовать. Не позволяй им.

– Боско не станет использовать меня, дед!

Он присматривается ко мне.

– Моя маленькая, ты думала, что поступаешь правильно?

Я потупилась. Потом взглянула ему в глаза и кивнула.

– Так чего же ты боишься?

– Клейма! Этой боли, шрамов, и потом вечные правила, комендантский час всю жизнь, стражи, я потеряю друзей, все будут смотреть на меня, смеяться надо мной. Будут принимать за одну из них. Вчера они подстроили так, чтобы я увидела человека в камере – дедушка, он так кричал, я все еще слышу его крик! – шепчу я со слезами.

– Ах, моя маленькая, – говорит он, сжимая мою руку. – Они проделывают свои фокусы, ты же понимаешь. Это манипуляции. Ради власти. Ради контроля. В таком обществе мы живем.

Опять теория заговора. Зря он с этим ко мне.

– Будешь жить со мной! – вдруг бодро говорит он. – Простая жизнь, но совершенно свободная, никто через плечо не заглядывает, никто не указывает, что делать, кого любить. Не нужно соблюдать ни комендантский час, ни диету. Будешь ложиться когда захочешь, вставать когда вздумается, есть что сама пожелаешь, гулять с тем парнем, который приглянется. Это тебе не город. Там свобода.

– В деревне тоже есть стражи, дед, – мягко возражаю я. Спасибо за такую заботу, но мне этот вариант никак не подходит. – Я не могу на это пойти. Я не могу стать Заклейменной. И как же Арт? Скажи, Арта ты видел? О нем в газетах писали? Я думала, он меня навестит, или весточку пришлет, или… – Я впиваюсь зубами в ноготь.

Дедушка притих, смотрит на меня встревоженно.

– Понимаешь, – я заставляю себя вытащить палец изо рта. – Понимаешь, у нас с ним не просто так, по молодости, у нас все серьезно. Мы уже строим планы. Обсудили, чем займемся после школы, где будем учиться вместе. Я люблю его – по-настоящему. – Я таких слов еще и Арту не говорила, но я скажу, дайте только выбраться отсюда, первым делом скажу, ведь я все сильнее это чувствую теперь, вдали от него, сильнее, чем когда мы были вместе.

Грустный он какой-то, мой дедушка. Снова лезет в карман, я подумала, опять за газетой, но на этот раз по столешнице ко мне скользнул конверт.

– От него. Я не хотел тебе передавать. Не твоего поля ягода эти люди, Селестина, эта семья. – Он качает головой. – Ты заслуживаешь лучшего. Но я не собираюсь разыгрывать из себя господа бога. Придется тебе самой принимать все решения. Сложные решения, девочка.

Я киваю, почти не разбирая его слов. Письмо! Хоть бы он ушел поскорее, я сразу разорву конверт, прочту каждое словечко от Арта.

– Но подумай, маленькая, подумай: неужели твой друг Боско позволит тебе на двадцать шагов приблизиться к Арту, когда ты выйдешь отсюда? Даже если выйдешь без Клейма? На твоем месте я бы как следует подумал. Ты приготовься. Все теперь будет по-другому, не так, как прежде.

Я уже думала, в самых потаенных уголка моего разума, но Арт – единственное, что держит меня на плаву, нельзя допустить мысль, что я могу его потерять, нельзя, или я сорвусь.

– Скажи сегодня в суде правду, Селестина, и если за это тебя заклеймят, будешь носить Клеймо как орден чести. Прочти, что пишут в этих газетах! С тебя могут начаться перемены, ты сама уже это почувствовала. Ты доверилась интуиции, поступила так, как тебе казалось правильным, и многие люди готовы брать с тебя пример.

– Брать пример? – Глаза мои вскипают слезами. – Дедушка, в меня вчера плюнула старуха. Вполне приличная, приятная старая женщина.

– И что же в ней приятного? Те, кто стремится к переменам, готовы видеть в тебе героиню. Не допусти, чтобы Трибунал обмотал тебя своими кровавыми крыльями и снова сделал одной из них. Ты не такая. Прислушайся к себе, Селестина, скажи вслух то, что думаешь. Стань голосом тех, кого принуждают молчать.

Его глаза горят от восторга, они наполняются слезами, надеждой, он так хочет видеть во мне героиню.

– Я не такая, как ты или Джунипер, дедушка, – печально отвечаю я, чувствуя себя предательницей. – Никакая не героиня. Я следую правилам, люблю логику, стараюсь решать проблемы. Я не рвусь высказывать свое мнение о вещах, в которых не разбираюсь. Я не хочу выделяться, наоборот, хочу слиться с обществом. Не собираюсь превращаться в знамя ни для тех, ни для других, ни для кого.

– Уже, Селестина. Прилив уже начался, и выйдешь ли ты отсюда с Клеймом или свободной, прежней ты не будешь никогда. За тобой следят все, и кем ты хочешь предстать перед миром? Самой собой или той, кем ты прикидываешься?

Привет, мой идеал!

Как ты там? Поверить не могу, что тебя не отпустили на ночь домой, но папа говорит, он делает все, что в его силах. Я хотел бы прийти на суд, но мне не позволили. Слишком много прессы и т. д. Ты же понимаешь. Но я все время сижу перед телевизором и смотрю на тебя. Круто выглядишь. Надеюсь, браслет на тебе, и помни: для меня ты всегда будешь идеалом. Слушайся папу и Берри-боя, и мы снова очутимся на нашей вершине, не успеешь и глазом моргнуть.

Я на твоей стороне.

Любовь навсегда.

Арт

P.S. Что сказал слон голому мужику? «Как это ты дышишь через такой маленький хобот?»

Хихикая, я сложила письмо в крошечный квадратик и спрятала в карман. Любовь навсегда! Любовь навсегда! Ничего, пусть не «я тебя люблю», но ведь почти то же самое. Правда ведь, почти?

И я не поглядываю больше на Кэррика, он лежит на кровати в соседней камере, спиной ко всему миру, ненавидит меня конечно же еще пуще, чем сегодня с утра. Слова Арта вернули мне надежду: когда я выйду, мы снова будем вместе. Я цепляюсь за эту надежду. Она словно крылья, она словно связь с реальным миром, а эта вся ерунда с Клеймом – недоразумение, которое быстро уладится. Я даже не заметила, как пришли мама и мистер Берри. Увидела их и поняла: время настало.