и кинжалокТам женщина не шлаКувшина не неслаЕё не мчали там в автомобиле…И потому о прелести забылиИ сад и кустБез милых (нижних) устМне дьявол под реброТолкнул я бы сказал, остроА дьявол он, ребята, существует,Он дьявол, узников целуетОн любит тех, кому не повезло– Какая, Бог, тюрьма?Какая, чёрт, свобода?Мы лишены пейзажа и народаУ нас лишь посох и сумаМы не сошли с ума…Восстание! Вот выход! Вот исход!Все так кричат, бегут, осуществляютТолкают, бьют, свергают, убиваютЕй-Богу, все восстания желаютВосстания! Свержения! Свобод!Сад под луной был пуст…Лишь слышен был качелей хруст…

«В земли носорога Егузея…»

В земли носорога ЕгузеяШли мы изумляясь и глазеяИзумрудный страшный ЕгузейНам в глаза глядел из-за ветвейТвоя попа рядом колыхаласьМаленькая ручка мне вцепляласьВ взрослую суровую ладонь,Вёл тебя я, как кобылку коньВ горы безобразные и далиАх чего же мы не повидали!!!Звери и разбойники в деталиЧасто перед нами возникали…А когда заканчивался деньЯ входил в тебя как толстый пень

Ноль часов

Со всеми пострадавшими и страшнымиУбившими, ограбившими, падшимиСтоял я в длинной очереди к медсестреА день лишь занимался на двореСветало. Было страшно. Жутко холодноВ тюрьме. Одновременно очень молодоВсё как в Аду. Светло и тяжелоИ прошлое застыло. Не прошлоМы были не в лохмотьях. Но казалосьОни свисают с нас. Зияют. АлостьПурпурная из глуби их светиласьИ медсестра мне в волосы вцепиласьИща там вшей. На шее. Близ ушей.И не было там. Не было там вшей.У медсестры сухи в перчатках рукиЕё лицо изображает мукиСухое эмвэдэшное лицоИ свет зияет в эти ноль часов,В которые нас водят и шмонаютПод лестницею держат. РаздеваютЗажав в кольцо из хриплых голосовО эти рано утром ноль часов!Тюрьма живая как предгорья РаяТюрьма кишит. И вшами умираяМы бродим и заламываем рукиО эти наши утренние муки…О ноль часов, о ноль часов! ТоскаКак будто жизнь – могила из песка

Наёмники

– Договорились. Воюем в ДарфуреПо возможности забыв о пуле-дуреА если дела наши плохо обстоятМы с тобою бежим в соседний ЧадА в соседнем Чаде, в Раю, а не в АдеВеликолепные пальмыБольшой ресторанГде мы будем пьяны и нахальныЕсли не умрём от ран…– Так что договорились. Воюем в ДарфуреНе думая о белой нашей шкуреЗа негров воюем, за долла́рыИ посещаем местные бары

Об империях

Там Юдифь к Олоферну идёт молодаСаломея, главу на блюдеИоанна, танцует через года…Были более храбрые люди тогдаЖили более храбрые люди…Там на меч Митридат упадает собойТам копьё Александр бросаетТаким образом Азию всю золотойПод своё он крыло принимаетКлеопатра плывёт на корме через НилБрут и Кассий на Цезаря-БогаКаждый страшный кинжал обнажил,И кричат о Республике строго…Но трагична республик дорога…А империй судьба велика и страшнаТак, была на земле и сияла однаВся зелёная и островная странаНад которой шумели, слетаясь, стрижи– Ты ведь знаешь империи имя, скажи?– Да, Британской её называлиТам дубы шевелюрой махалиТам короны тускнели, и молнии в тронКоролевский, впивались вязкоВ блеске лат, а потом эполет и погон…Где теперь старый лорд, лейборист, фанфаронНосит орден с названьем «подвязка»А непальские гурки, народ боевойНа индийцев в строю наступают…– Неужели имперьи такие бывают?С мерной поступью этой стальной?– Да, бывают, бывают роднойИ тебе предстоит основанье такой…

«Я прочитал записку-интернетку…»

Я прочитал записку-интернетку.«Похоже на французскую разведку»,– подумал я. (Да и не я один!)В ней о свиданьи просит господинГолландец с псевдонимом «P. Rodin»Голландец, но с французским псевдонимомЧрез Интернет пробрался пилигримомИ на свидание в Москву готовПриехать, чтобы спросить у Limonо́vКакие у него отныне взглядыРазведки всего мира будут радыУзнать к тому ж и цвет моих носков…

«Жизнь моя»

Меня ещё не кормила ООННе давала рупии ИндияНо я прожил огромный цветастый сонНазываемый «жизнь моя»Я ещё не шагал сквозь тугую грязьПолучать муку и галетыНо, о жизнь моя! Ты такая вязь!На тебе такие сюжеты!Беженцем-мальчиком с членом-морковкойЯ не бежал за соседкой-плутовкойЗа рыжие косы её не тягалЯ под другими тентами спалНо лепёшки твои, моя Азия-деваЯ жевал сотрясаясь от страсти как древоНо в горах меня брала сотня стрелковПод предутренний вой волковНо луна там всходила медной монетойДревней и жирной пухлой котлетойВода шумела, зияла дыра…Когда мне будет уйти пораТуда где героев страна ВалгаллаМне моей Азии будет малоМне будет мало её минутТак пусть же вечно стрелки ведутНас арестованных, снег глубокий…В горном Алтае, что на Востоке…Меня еще не кормила ООННе давала рупии ИндияНо я прожил огромный цветастый сонНазываемый «жизнь моя»

«А на столе стоит…»

А на столе стоитВ бокале и в бутылиВино «Шато-Лафит»В луче из светлой пылиКогда мне подфартит,То не в Мадрид, не в ЧилиСпрошу «Шато-Лафит»В запущенной бутылиИ кто это сидитСо мной в развязном стиле?Кто пьёт «Шато-Лафит»О Боже мой, ну ты ли?!

90-е годы

Я пил ракиюЯ имел МариюЯ счастлив былА комендант мне браунинг дарилТакими были годы девяностыеПо ним бродили сербы многоростыеВеликолепные года!В Сараево стрелял и я тогдаДружком Йована Тинтора я былА Тинтор уже много натворилВоенным комендантом он служилНо Президент поста его лишилТо время выражал я репортажамиЭкстазами, эксцессами и ражамиО, девяностые года!Марии этой красная п…звезда!И сербских рек тяжёлая вода…

Осень патриарха

IО маленькая blond!Удачное созданьеЧто прыгает в незнаньеЗатмивши горизонтС утра в моём окнеИграет, мяч кидаетИ бешено во мнеЖеланья разжигаетО маленькая blond!С нежнейшим ушком голымТы избежала школыНе учишь ты глаголы,Ко мне ушла на фронт,Перед моим окномСтоишь и жмёшь чуингамО юная мадам!Тонка, изящна, ловкаКуда ты, как морковкаКак белка лижет хвостТак чешешь ты украдкойВся потянувшись сладкоНевидимых коростНа бёдрах, шейке, ушкеИ между ног. ПодружкеСмеёшься ты в ушко́Ты пахнешь молокомИ сладеньким чуингамомКуда там нашим дамам!Ты юная, – птенец,Ты – головокруженье!А вот и твой отец,Он курит и в волненьиИдёт с тобой домой…– Да он любовник твой!

II

Девочка в платье из ситцаСпрятана в ситце волчицаСладко живот выпираетГлупый сосед страдаетОн из окна наблюдаетСловно бы яду лакаетА девочка не замечает…Девочка в платье цветамиВы моя милая самиЗнаете что Вы развратныПусть как ребенок приятныПухлы, чисты и опрятны…С виду едва Вам пятнадцатьНадо бы мне Вас боятьсяНо попа меня привлекаетВон как её колыхает!Мне представляются ножкиВходят, смыкаясь, в пух кошки………………………О, хватит! Её уберите!С ней под окном не ходите!

III

– Иди сюда! Мы посчитаем зубыВолосики разделим на проборМы будем нежны и поочерёдно грубыМы проломаем к центру коридорМы будем промокать тебя и гладитьДразнить, щипать, как кошку теребитьКричать, тащить, внезапно не поладитьЯ буду рвать, втыкаться и месить…Тебе всё будет сладко выносить…Потом опять у тёмного окошкаСидим, молчим, ты куришь, а я пью– Иди сюда, моя смешная крошка– Иди сюда! И я в неё сую…

Ночь перед coup détat

I am, I am, I am БорисYou are, you are, you are ЛилитИ край луны завис, завис, зависПереворот спешит, спешит, как coup dе́tat спешитВ беретах все сидят и в сапогахА раньше все сидели при свечахА руки крепко держат на стволахИ некая возвышенность в очахНазавтра будет новый государьА старого зароют кое-какПоместят ли в мешке, в железный ларь?Но мы-то лишь стволы в твоих руках,О Господи, о милосердный наш!Погибнуть-то хотя нормально дашь?

Обыкновенная паранойя

Милиционер приехал на обедСледит ли он за мной, или же нет?Майор отъехал, скушавши котлетПриставлен он ко мне, или же нет?В малиновой «девятке», толст и лысНа первом этаже живёт с женойЯ государственный преступник твой –Майор! Со мной живут хомяк и крыс…А вот пришли. За деревом стоят.Два мужика. По тридцать. Что, следят?На окна смотрят. Что-то говорятМеня судили. Знаю этот взгляд…

Четвёртый переулок

Здесь молодые незнакомкиЛениво бороздят потёмкиЧетвертый тёмный переулокГолубоват и гулок…Здесь дамы с мордочками лисОт папы с мамой родилис…А наверху железная дорогаНа кой вагонов очень многоСквозь Курск идут все поездаНа юг, на Сочи, всё тудаА здесь с улыбкой, незнакомкиСобой торгуют сквозь потёмки…

Вспоминаю семидесятые в Нью-Йорке

Сегодня ветер… снег… со снегом ветерИ время для воспоминаний что лиСегодня время думать о Нью-Йорке……………………………Уже не встретишь Уорхола в Нью-ЙоркеОн с лунными не бродит волосамиИ красным рюкзачком, безумный чехУже напротив здания United NationsНе пробирается весёлый ТрумэнКапóти (cup of tea, не правда ль, верно?)На брови нахлобучив свою шляпуВо вторник толстый, а в четверг худющий…Капоти Трумэн, writer, больше не в природеОн из природы выбыл. Всё. Капут.……………………………И только снег и ветер по флагштокамСдувает флаги…В Нью-Йорке. Плаза Хаммершельда Дага.Здание United Nations как костюм двубортный.Спиной к Ист-Ривер –Словно сигарету,Прикуривает гангстер, отвернулсяОт ветра с океанаСтал спиной…Даг Хаммершельд разбился в шейсят первомНад северной Родезией, над НдолойВ девяти милях. «Ди-Си-шесть» разбился…Осталась плаза, площадь. Ветер… снег………………………………Не пробирается весёлой Джули…Ах, Джули, Джули, нас ветра раздулиИ умер наш приятель Леонид…Пустой East-Side, пустой как инвалидРукав которого лишь ветер теребит…Семидесятые… как память их болитТам в памяти и я один стоит…В очках…

Фотография

Воспоминания. ПарижПариж и Эйфелева башняИ ты над городом стоишьСмотреть на это фото страшноИная жизнь, разлив инойГлубоководной, мутной СеныВот извивается двойнойЗмеёй сквозь боли и изменыТам в сорок лет я молод былВ плаще на крыше РастиньякомХромой Гасто запечатлилНа зависть снобам и макакамКакая сложная судьба!Какие предзнаменованья!Тряситесь, ветхие гробаЯ там стою для назиданьяНа крыше старой Нотрэ-ДамЯ миллионы вам отдам,О Боги, но перенесите,В восьмидесятый, в Paris City!

«Когда мёртвых и больше и лучше живых…»

Когда мёртвых и больше и лучше живыхКогда каждый второй ушёлПоявляется в жизни немой глаголСоединяющий даты – штрихВ восьмидесятые так не мёрБыстро и рано людТак не работал смерти топорТак как работают тутНынче смертей молодых топорыНовые, да быстрейЗвонко мелькают в тартарарыСреди квартир и дверейШапки долой, господа, говорю.Кепки и «пидорки» с глав!Кланяйтесь, суки, смерти-царюОн этот дядя, прав!

«Паук ждёт муху целый год…»

Паук ждёт муху целый годА муха – где она?Та муха страстная живётДругому отданаВот так и я: ЭэЛ, ЭдвардЖиву как тот паукПодвесил сеть как умный гардИ жду рывок и звукЕё прелестные