Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то вечером я поднимался к обсерватории в чудесном настроении; в трех километрах от мертвой зоны, уже на почве Теллуса, мне удалось обнаружить на дне лощины первоклассную железную руду. Собственно, нашел ее не я, а один из моих людей, который принес мне кусок руды и спросил, что это такое. Но какая разница? На повороте дороги мне повстречалась Мартина.
– А вот и вы! Я как раз спускалась за вами.
– Я что, опоздал?
– Нет, остальные еще в обсерватории, где Менар рассказывает о новом открытии.
– И однако, вы пошли меня встречать? – проговорил я, немало польщенный.
– О! Невелика заслуга. Просто мне там неинтересно, так как именно я его, это открытие, и сделала.
– И что же вы открыли?
– Ну если в общих чертах…
В тот день я так ничего и не узнал. Мартина подняла глаза – да так и замерла с открытым ртом и округлившимися от ужаса глазами.
Я обернулся: прямо на нас пикировала гигантская гидра! В последний момент я все же сумел овладеть собой, толкнуть на землю Мартину и упасть рядом с нею. Гидра едва нас не задела, но все же пронеслась мимо. По инерции она пролетела еще метров сто, прежде чем смогла развернуться.
В один прыжок я вскочил на ноги:
– Бегите к деревне! Там вдоль дороги деревья, спрячьтесь под ними!
– А вы?
– А я займусь ею. Мне, возможно, удастся снять ее из револьвера…
– Нет, я остаюсь!
– Бегите же, бога ради!
Но бежать было уже поздно. И я знал, что мне с моим револьвером вряд ли удастся убить чудовище. Рядом в скале была расщелина. Я силой столкнул туда Мартину и заслонил ее своим телом. Прежде чем гидра выбросила свое жало, я выстрелил пять раз подряд; должно быть, пули попали в цель, потому что чудовище заколебалось в воздухе и отлетело немного назад. У меня оставались еще три патрона и нож, длинный шведский нож, всегда острый как бритва. Гидра повисла напротив нас, ее щупальца извивались, словно щупальца спрута, и шесть глаз смотрели на меня тускло и зловеще. По легкому сокращению конуса гидры я понял, что сейчас она метнет жало.
Выпустив последние три пули, я нагнул голову и с ножом в руке бросился к чудовищу. Мне удалось проскользнуть между щупальцами, ухватиться за одно из них. Боль от ожога была ошеломляющей, но я повис на гидре всем телом; она метнула жало в Мартину, промахнулась от моего толчка и расщепила роговое острие о скалу. Прижавшись к боку гидры, я кромсал ее ножом. Что было потом, я уже плохо помню. Помню свою нарастающую ярость, помню лохмотья омерзительного мяса, хлещущие меня по лицу, потом почему-то земля ушла у меня из-под ног, падение, удар – и все.
Очнулся я уже в постели, в доме дяди. Надо мной хлопотали Массакр и мой брат. Мои руки были красными и вздувшимися, левую сторону лица пронзала стреляющая боль.
– Как Мартина? – спросил я.
– С ней все в порядке. Легкое нервное потрясение, – ответил Массакр. – Я дал ей снотворное.
– А со мной?
– Ожоги, вывих левого плеча. Вам повезло. Вас отбросило метров на десять, и, если не считать плеча, вы не получили ни единого серьезного ушиба. Удар смягчили кусты. Плечо я вам вправил, пока вы были без сознания, – потому вы и очнулись. Максимум недели через две все пройдет!
– Две недели! Но у меня столько дел! Я только что нашел железную руду…
Резкая боль пронзила мои руки.
– Скажите, доктор, у вас ничего нет против этого яда? Жжет просто-таки нестерпимо.
– Минут через пять вы почувствуете себя уже лучше: я наложил успокаивающую мазь.
Дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвался Мишель. Он бросился ко мне с протянутыми вперед руками, но, увидев, что мои забинтованы, остановился:
– Доктор, что с ним?
– Пустяки!
– Ах, старина, старина! Если бы не ты, моей сестре пришел бы конец!
– Ты же не хотел бы, чтобы я позволил этому летающему спруту, ошибившемуся в выборе пищи, сожрать нас? – попытался пошутить я. – Кстати, он мертв?
– Мертв? Еще бы! Ты разорвал его в клочья! Ах! Я даже не знаю, как мне тебя отблагодарить…
– Не беспокойся! На этой планете у тебя еще будет возможность отплатить мне тем же.
– А теперь, – прервал нас Массакр, – пусть больной уснет. Сейчас его, вероятно, начнет лихорадить.
Все покорно направились к выходу. Когда Мишель был уже у порога, я попросил его:
– Пришли ко мне завтра утром Бельтера.
Почти тотчас же я забылся беспокойным сном, из которого вышел через несколько часов обессиленным, но зато без малейших признаков лихорадки. Потом я снова безмятежно уснул и проспал часов до одиннадцати следующего дня. Руки и лицо болели уже гораздо меньше. Рядом, на стуле, согнувшись вдвое, спал Мишель.
– Он просидел тут всю ночь, – раздался голос моего брата, появившегося в дверях. – Как себя чувствуешь?
– Лучше, намного лучше! Как думаешь, когда я смогу встать?
– Массакр сказал, что дня через два-три, если жар не вернется.
Позади Поля с подносом, на котором стоял дымящийся кофейник, внезапно возникла Мартина:
– Завтрак для Геракла! Доктор сказал, что он может поесть!
Она поставила поднос, помогла мне сесть, подложив под спину подушки, и на мгновение коснулась моего лба губами.
– Это все, чем я могу вас отблагодарить! Подумать только: если бы не вы, я бы сейчас была бесформенным трупом. Брр!
Она потрясла Мишеля за плечо:
– Вставай, братец! Тебя ждет Луи.
Мишель поднялся на ноги, зевнул и, осведомившись о моем самочувствии, ушел вместе с Полем.
– Луи тоже обещал днем зайти. А теперь, господин Геракл, я вас покормлю.
– Почему Геракл?
– Черт возьми! Когда сражаются врукопашную с гидрами…
– А я-то думал, что это из-за моего авантажного телосложения, – проговорил я с деланой обидой.
– Прекрасно. Раз вы шутите, значит скоро поправитесь.
Она накормила меня как ребенка, затем заставила выпить чашку кофе.
– Кофе просто восхитительный! – похвалил я.
– Я рада – сама готовила. Но только представьте: даже за какой-то несчастной порцией кофе пришлось обращаться в совет! Теперь он проходит у нас как лекарство.
– Боюсь, придется