* * *

Алексей сидел в кресле в ожидании напарника Муромова. Он был собран и целеустремлен, хотя до прибытия машины оставалось еще с полчаса. Сегодня разведчиков повезут на секретную встречу с президентским кузеном — на его загородную виллу, затерянную где-то в тропических лесах. Казалось, опасности не предвиделось никакой, но в подобных делах нужно быть готовым к любым неожиданностям и сюрпризам.

За безопасность их группы отвечал представитель ГРУ Муромов. Полковник все время где-то пропадал, улаживая и устраивая общие дела, но в нужный момент неизменно оказывался на месте. Чувствовалось, опыт у грушника имелся прямо-таки колоссальный по части конспирации, налаживания связей и шпионажа. На него можно было положиться, и все же что-то неприятно зудело у Смирнова под ложечкой, вызывая тревогу. Впрочем, подобное чувство возникало всегда перед опасным и рискованным заданием.

Алексей решил отвлечься и вызвал в памяти встречу с родными перед отъездом. Жена с дочерью прощались сдержанно, ничем не проявляя смятение — командировка как командировка, и в Африке люди живут. На самом деле о характере его работы они имели самое общее представление, но догадывались, что служба эта намного серьезнее, чем та версия, которой придерживался в разговорах с ними Смирнов.

Побывал он и у матери с сестрой, провел с ними вечер. Мама перед его уходом неожиданно подарила ему миниатюрную иконку на цепочке с изображением Богородицы — такие носят на груди подобно нательному крестику.

— Пусть она хранит тебя, сынок, — улыбнулась старушка, — ты уж носи ее, не обижай мать…

Он, смеясь, дал слово, что будет носить — хотя к подобным вещам относился несерьезно. Вот мать, та действительно ВЕРИЛА — она ведь и раньше-то, в ТАМОШНЕЕ время считала себя православной, как-никак родители крестили, не то что нынешние нехристи… А в последние годы так вообще воцерковилась, посещала храм, молилась, соблюдала посты и праздники.

«Пусть ее, — думалось Смирнову, — у нее это, может, единственная радость осталась, после гибели державы советской: вера да мы, ее дети и внуки».

Алексей обнял мать на прощанье, отстранил, всмотрелся в дорогое ему лицо с дорожками слез на морщинистых щеках. Постарела матушка, сдала, разве признаешь в ней ту красивую женщину, кружившую голову многим мужикам, да так и не вышедшую повторно замуж, после смерти супруга. Вся целиком сосредоточилась на воспитании их с сестрой. Практически в одиночку — родные, конечно, помогали, чем могли — подняла деточек на ноги, сделала из них людей. Что ж, за своих детей ей краснеть никогда не приходилось.

Последнее время хворает только что-то часто. Это больше всего беспокоило Алексея…

Он глянул на часы, усилием воли отогнал образы близких, — готовность пять минут. Внезапно, подчиняясь неведомому импульсу, вскочил, шагнул к дорожной сумке. Покопавшись, достал оттуда образок и надел на шею, спрятав под сорочкой и легкой курткой. Ну вот — теперь порядок! Вроде и на душе полегчало.

Раздался условный стук в дверь. Вошел Муромов, озабоченный, хмурый. Молча сел в кресло, побарабанил по подлокотнику.

— Чтой-то на душе кошки скребут, — он посмотрел на товарища ясными глазами, — предчувствия какие-то нехорошие…

Смирнов покачал головой, ничего не ответив. Поймал взгляд собеседника, вопросительно приподнял бровь.

— И отказаться никак невозможно, — пробормотал тот, уводя взор.

Потом легко поднялся, вышагнул к входной двери. У порога задержался, бросил через плечо — вроде небрежно, но с внутренним напряжением в голосе:

— Ты… будь начеку, — и вышел.

* * *

Накануне Алексею приснился сон. Будто шагает он по улицам чужого города. Ну, город как город — обычный африканский мегаполис с семью-восемью миллионами жителей, высоченными небоскребами в центре и на побережье и с жалкими картонными лачугами на окраинах — несть им числа. Идет себе неспешно, поглядывает по сторонам, изучает здешнюю обстановку. Ноги привели его на рынок. Ходит, приценивается: торговцы наперебой предлагают товар — всякую всячину, дергают за рукав, оживленно жестикулируют, играют темными маслинами глаз в надежде заманить, соблазнить потенциального покупателя.

Потом вроде бы шел какими-то кривыми улочками, и тянулись те нескончаемо, но все ж таки вывели его на большую площадь — еще один базар. Там будто озарение снизошло, направил свои стопы сразу в нужное место — палатку предсказателя.

Сидит старик белобородый — не африканец, скорее араб, или копт? Увидел чужестранца, забормотал что-то на своем, непонятное. Алексей стоит, ни слова не понимает. Тут старец покряхтел и на ломаном английском молвил:

— Ждет тебя опасность. Но, если вера есть — выживешь.

— Вера во что? — разлепил губы удивленный донельзя Смирнов.

— Сам подумай…

И дедок принялся махать руками, выпроваживая недогадливого клиента. А напоследок, приняв от того деньги, загадочно прищурился и предупредил:

— Бойся крылатого змея.

После этого Алексей и проснулся, чувствуя себя разбитым и не выспавшимся. В номер вползала утренняя жара.

* * *

Делегация к африканскому магнату разместилась на двух машинах: Смирнов с помощниками олигарха в джипе «Чероки», остальные — в лендровере Васильева. Решили двигаться не рядком, а для отвода глаз, на некотором расстоянии — так, чтобы не отрываться далеко друг от друга. Первыми выехали африканцы с гостем, следом — компатриоты последнего.

Заранее условились, что за главного в переговорах будет выдавать себя Смирнов — хотя, на самом деле, все полномочия были предоставлены Чердынцеву из «Росвооружения», ну и, само собой, дядя Жора был рядом. Но так уж повелось в их дипломатических и шпионских играх — возможного противника вводить в заблуждение. Если, не дай Бог, пойдет что-то не так — удар примет на себя подсадная утка, то бишь Смирнов. От этих мыслей становилось совсем уж неуютно, да ничего не попишешь — работа у него такая.

А еще Муромов — битый жизнью военный разведчик-профессионал — прицепил к куртке Смирнова в укромном месте особый маячок тревоги, нажми такой, и товарищи получат сигнал. Алексей не удержался от ухмылки — бондиана какая-то! Но если серьезно, то в их деятельности спасала иной раз простая случайность, а иной — четкое следование инструкциям и серьезное отношение к кажущимся мелочам.

И все же их работа заключалась именно в умении вести сложные переговоры, убеждать и переигрывать оппонентов интеллектуально, выдерживать долгие и напряженные психологические поединки, а вовсе не драки, перестрелки и искусство перевоплощения — хотя, порою, не без этого. Но Алексею, на его памяти, больше приходилось работать головой и языком, чем руками и ногами, и пользоваться бумажником, калькулятором и авторучкой, а не пистолетом и ножом. Как и его противникам.

А сейчас делегацию вообще ждали дружески настроенные партнеры, и с ними придется торговаться, проявляя максимум ловкости, изворотливости и деликатного нажима…