«Отец в молодости уже был таким мастером», — подумала Элли с невольной гордостью.

Надпись, умело выжженная в дереве и прокрашенная тонкой кистью притягивала взгляд:

Древнее подлунного мира жестокий их спор,

Но кровные узы порою несут искупление.

Дорога домой превратилась в незримый узор,

И пусть путеводною нитью послужит рождение.

«Бессмертные Боги, кажется… У меня есть идея!»

Элли медленно установила на головоломке дату своего рождения. Замок щелкнул, деревянная дощечка отскочила в сторону, показывая небольшую нишу в каменной стене.

«Так просто? И никто не мог догадаться? Даже бабушка? — как-то очень медленно и вяло думала девушка. — Ах да, она была занята… Была магистром Ордена».

Разгаданная головоломка теперь напоминала открытый сейф. Элинор распахнула дверцу пошире и достала небольшой конверт из коричневой оберточной бумаги.

Ровный гул голосов прерывался короткими возгласами с разных сторон, и один голос, звонкий, немного надломленный, перекрыл их все:

— Так что? У нас теперь не будет больше своего особенного ритуала.

Кто-то фыркнул и это оказалось заразительно. Многие рассмеялись, и Элли в том числе.

— Теперь мы будем просто рассказывать легенду о девушке, которая нашла сокровище, которое оставили тут специально для нее, — сказала она, удивляясь, насколько легко произнесла «мы».

Она распечатала конверт и достала крохотную золотисто-зеленую визитку с адресом.

«Мрак! — подумала она. — Вот уж не стоило зарекаться, что я не хочу видеть Дебору Баркли. Именно сейчас она мне просто необходима! И именно она должна была видеть, что я сделала!»

— А другие с моего курса тоже пытались разгадать? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Да… — подтвердил стоящий поблизости любитель шахмат. — Но без особого энтузиазма.

Студенты Факультета Кайлих почтительно стояли вокруг нее полукругом, девушка ощутила себя почти королевой на троне.

— Есть хоть какие-нибудь предположения, где могут быть остальные тайники? — спросила она, ища глазами Энгуса, который уже показался ей самым взрослым и серьезным из присутствующих, — Может, еще какие-то ритуалы есть? В других Башнях?

Ответили, впрочем, несколько других студентов:

— В замке много тайников… — пожал плечами один из молодых людей.

— У мастера Баркли есть записи… вроде… — неуверенно сказала девушка рядом.

Элли заинтересовалась:

— Записи? О тайниках?

— О всем странном в школе, — ответил еще кто-то. — Карты, рисунки. Но это так… слухи.

— То, что осталось от прежних владельцев замка, до Ордена. И то, что нашли уже позже, — сказал на этот раз Энгус.

«Я должна спросить, — решила Элли. — Даже, если это тайна за семью печатями… в прямом смысле слова».

— Элинор! Пойдем чай пить! — позвала ее высокая светловолосая девушка из старших.

Элли улыбнулась. Чаепития в Башнях были почти легендой на первом курсе, и вот она допущена к этому ритуалу. Она благодарно кивнула и подошла к круглому столу, заставленному вазочками, тарелками, чайниками и чашками.

«Это совсем не похоже на Вечеринку у Шляпника, — подумала она. — Никто меня не обижает и не заставляет отвечать на дурацкие вопросы. Я сама придумываю себе страхи. Только вот Король настоящий. И его ненависть ко мне. И к маме, к отцу. Я должна разобраться! Сражаться, чего бы мне это ни стоило. И узнать истинное имя Короля. Кто-то же на свете его знает. И с Робином завтра обязательно встречусь».

✧☽◯☾✧То же время✧☽◯☾✧Окрестности Ренна✧☽◯☾✧Ла Ситадель✧☽◯☾✧

На берегу озера с небольшим, спадающим в него с вершины горы водопадом, полускрытый за зеленовато-черными соснами, таился замок. Нельзя было назвать его древним. Судя по малозаметной табличке на стене, он был построен во второй половине девятнадцатого века каким-то сбежавшим в мир фантазий сумасшедшим. Имя основателя, в отличие от даты, оказалось полустертым и никто не озаботился, чтобы поправить надпись. Нынешним обитателям не было дела до того давно истлевшего мечтателя.

Но замок, несомненно, был волшебным. Белоснежный, с отливающими голубизной крышами башенок и алым кирпичом главного фасада, где располагался вход. «Лебединый чертог», как называли его те, кто знал о его существовании, невесомо парил над землей словно отраженный в небе мираж.

В эту школу стремились попасть все. Кто говорил иначе, лукавил. К учебе здесь готовились заранее, иногда годами, и все равно добрая треть поступивших отсеивалась в конце первого же года. Но они не признались бы в самом мучительном и потаенном — что больше всего на свете желали бы вернуться и не повторить прежних ошибок.

Ла Ситадель гордилась своей исключительностью и берегла ее. Строгое соблюдение ритуалов гардарианства¹ не могло даваться легко. Первокурсники жили в атмосфере абсолютных запретов и лишений, у них не было права на личное пространство и спокойный сон. Перешагнувшие рубеж первого года мгновенно обретали почти не ограниченную свободу. И начинали наверстывать упущенное.

В этих стенах учили магии в ее современном проявлении. Здесь волшебством именовали независимость, естественность и бесстрашие. Вытаскивали из любого погребенное под грузом вины и стыда естество и учили его любить.

Узнавать свои истинные желания и потребности бывало болезненно, но умение честно смотреть в глаза своей личности — бесценно. Ла Ситадаль без горечи прощалась с покидавшими ее до срока, мгновенно забывая их имена. Ушедшие не забывали ее никогда.

Тишину пустынного на время занятий коридора разорвали звуки скандала — негодующие вскрики и треск ломающегося дерева. Светлая, почти в тон каменной кладке, дверь кабинета с шумом ударилась о стену. Среднего роста миловидная блондинка с мелко пушащимися у висков и лба волосами, выскочила из комнаты, горестно поджимая губы. За ней, более размеренно и с кажущимся спокойствием последовала невысокая брюнетка, тонкая, как спартанский мальчишка. Гневно щурясь, она хлопнула за собой дверью, но тут же снова распахнула и крикнула внутрь:

— Предательство не окупается, старая мразь!

— Я желаю вам обрести разум и принять неизбежное, mademoiselle Руссо, — полным спокойствия голосом ответила из кабинета невидимая женщина.

Одетт опять захлопнула дверь, на этот раз окончательно.

Две дамы почти привычно взялись за руки.

— Я захватываю власть, — сказала Одетт уже спокойным, почти безразличным голосом, словно оставило все свое негодование за дверями кабинета директрисы.

Ее собеседницу таким тоном было не обмануть. Она на ходу посмотрела на подругу.

— Как?! — воскликнула она, отпуская пальцы темноволосой дамы.

Одетт, только недавно рассыпавшая вокруг искры, обмякла. Так выглядит человек, уставший метаться и наконец-то выбравший дальнейший путь. Она пожала плечами.