Леон только укоризненно покачал головой, ему сложно было представить, как можно верить в такой бред. Типичный насильник — ухоженный красавец? Да черта с два! Типичный насильник — это тот, кому в сексе отказали все, кто только мог, включая дупло в городском парке. Он идет на преступление, и преступление это не будет ни красивым, ни романтичным.

Но Алине Кисловской долгое время везло, и она расслабилась, поверила, что можно не осторожничать. А потом пришел тот самый злой и страшный серый волк, которого сказки велят бояться, но все почему-то об этом забывают…

— Слушай, не хочу показаться циником, но уместно ли в ее случае говорить об изнасиловании, как указано в отчете? — спросил Леон. — Если этого она и хотела…

— Она хотела не совсем этого. Для таких, как Алина, игра в изнасилование — это своего рода прелюдия, которая ведет к возбуждению. Соответственно, сам сексуальный акт проходит добровольно и никому не вредит. Но в отчете сказано, что Алина была именно изнасилована, со всеми сопутствующими травмами.

— То есть, у них сразу все пошло не по сценарию?

— Вроде того.

Леон посмотрел на дверь, через которую они вошли, потом — на кровать. Расстояние небольшое, но места для сопротивления все равно хватает. А соседи говорят, что не слышали ни криков, ни борьбы.

Скорее всего, сначала клиент вел себя спокойно. Он понравился Алине, она впустила его в квартиру и пошла с ним в спальню. Следовательно, кого бы они ни искали, этот тип точно не урод.

Но уже в постели он напал на нее, а она, оказавшись под ним, ничего не могла изменить. Так что он еще и сильный… На первой жертве он испытывал себя, после этого — затаился на несколько месяцев. Он проверял, какой будет реакция, сможет ли кто-то выйти на его след. Но прошли месяцы, а полиция в его дверь так и не постучала. Он понял, что у него все получилось, и приступил к следующему этапу своего плана.

— Значит, первая жертва Кристи тоже была проституткой… — задумчиво произнес Леон.

— Да, и куда более несчастной, чем Алина Кисловская, — ответила Анна. — Потому что Алине это нравилось, а у Рут Фуерст просто не было выбора.

— Так уж и не было?

Леон не слишком любил такие аргументы. Не было выбора — пошла телом торговать! Неужели не было другой работы? Всегда нужны посудомойки, медсестры, няньки, сиделки… Да кто угодно! Но порой между продажей тела и грязной работой внезапно побеждает первое.

Однако Анна была непреклонна:

— Иногда случается и так. Стоял сорок третий год, шла война, а Рут Фуерст была австрийкой, бежавшей в Англию. Ее положение было уязвимым с самого начала. Многим тогда приходилось нелегко даже в кругу родных и друзей, знакомых с детства, для Рут же все сложилось иначе. У нее была дневная работа, но на жизнь ей не хватало. Она не работала проституткой, но, по признанию ее знакомых, иногда подрабатывала, когда с деньгами становилось совсем туго. Она была красивой и очень молодой — двадцать один год, как и Алине. Ее покупали.

— И однажды купил Кристи?

— Да, подцепил у кабака. Ему было не впервой, услугами проституток он пользовался часто. Но именно Рут Фуерст стала его первой жертвой. Позже, когда его поймали, Кристи признавался, что это было скорее импульсивное решение, в один момент: он схватил веревку и задушил ее. Тогда он и почувствовал власть над чужой жизнью — а для серийных убийц это особое удовольствие, от которого они просто не могут отказаться.

— Ну а его жена что, спокойно отнеслась к тому, что муж с проституткой развлекался? Или это не у него дома было?

— У него, — указала Анна. — Но его жены не было дома, она часто уезжала, и он пользовался этим. Дом, в котором жил Кристи, был чем-то вроде коттеджа, но на несколько семей. При доме был небольшой дворик с садом, там он и закопал тело Рут. Ее так и не нашли, да и мало кто искал. А Кристи получил первую жертву и вошел во вкус, отныне жесткого секса и изнасилований ему было мало.

Она сложила вещи Алины обратно в коробки и сняла перчатки. Леон понятия не имел, что она надеялась там найти, ему просто хотелось уйти отсюда.

Они заглянули на кухню, где работала за компьютером Марина. Леон все меньше понимал ее: как можно жить рядом с таким? Интересно, она хоть матрас на кровати сменила? Или просто перевернула другой стороной? Или не переворачивала? Он уважал людей, которые были свободны от любых суеверий и предрассудков, но тут просто клинический случай какой-то!

— Уже все? — полюбопытствовала Марина.

— Да, спасибо.

— С чего вдруг за этот случай снова взялись? Мне жалко Алинку, но мне казалось, что дело — труба, ничего ведь не нашли, ни одной улики!

— Ее убийство связали с другим преступлением, потому и проверяем, — пояснила Анна. — Скажите, у нее не было врагов? Она никого не боялась, не нервничала в последнее время?

— Пф, даже не начинайте! — рассмеялась Марина. — Простите, что ржу тут, но вы просто не знали Алинку, а то бы сами поняли, что это смешно! Она не боялась ни бога, ни черта. Она жила в кайф, ей немного было нужно для счастья. Можете осуждать ее сколько угодно, но она даже в этой своей подработке кайф ловила. Ей никто не был нужен, она ни с кем не откровенничала, у нее все было хорошо. Вот такие люди и нужны этому миру!

С этим Леон как раз готов был поспорить, но не стал. Зачем? «Таких людей» уже не вернешь, Алина мертва — и убийцу она не назовет.

Они покинули квартиру, а Марина не стала их провожать, Леон даже не был уверен, что она заперла за ними замок. Смелость — это, конечно, хорошо, но… такая смелость напоминала ему судьбу бабочки, которая не собирается жить дольше лета.

Уже на лестнице Анна сказала ему:

— Это не она. Вся эта история началась не ради Алины Кисловской.

— Мне тоже так кажется. Я вот как это вижу: он все спланировал, продумал, а когда решил начать, стал подбирать девочку со своей квартирой.

— Да, и то, что Алина изначально была настроена на имитацию насилия, значительно упростило ему жизнь.

Если убийца хотел испытать себя, ему было чем гордиться. Он сработал чисто: ни одной улики, ни одного следа, никто его не видел. Не сохранилось переписки! И, судя по фотографиям тела, он не колебался, когда душил молодую девчонку.

А ведь и правда…

— Не слишком ли профессионально он сработал? — задумчиво поинтересовался Леон.

— То есть?

— Я про то, как он ее задушил… Дима связал эти убийства по характерной петле, так?

— Ты и сам знаешь, что так.

— Она действительно была одинаковой во всех случаях, четкой и ровной!

— Слушай, в этом что-то есть, — нахмурилась Анна. — Слишком четко для первого тренировочного убийства.

— Думаешь, оно не было первым?

— Ты знаешь… Как убийство, скорее всего, первым. Но эта четкость… Если он психопат, тогда понятно: они лишены эмпатии, и то, что он душил молоденькую девушку, для него было просто работой, рука не дрогнула и не могла дрогнуть. А возможно, он просто тренировался на ком-то…