– Нет, на кухня.

– Кухню освещать?

– Нет, фарить суп. Просать котел, сало тает и ощень lecker похлепка!

– Ты, верно, хочешь сказать «вкусный». Черт! Суп на свечном сале… Должно быть, пальчики оближешь!

– Никогта не пропофать, пратишка?

– Ни разу, – серьезно отвечал бретонец. – Когда у нас на борту заканчивается мясо, мы кидаем в котел треску и крыс. И уж какой славный навар от них, братишка! Тебя как звать-то?

– Ульрих.

– Славное имя, друг.

– Хочешь попропофать, пратишка? Я потарить полтюжины.

– Какое там! У нас в трюме крыс для навара достаточно!

– Вы, моряк, такой запафный. Слафный пратишки.

– Я тебе скорей в отцы гожусь, – поправил бретонец. – Тебе же больше двадцати четырех годков не дашь.

– Мне тфатцать пять.

– А мне – почти пятьдесят, так что я могу звать тебя сынком.

– Ja, ja. Я тепе кароши сынок.

– Копченые колбаски любишь?

– Карош с пифом.

– Никакого пива, – королевским жестом отмахнулся Каменная Башка. – Только вино! Скорпионье.

– Скорпионье? Што есть такой?

– Славное пойло из погребов нашего хозяина!

– Карошо.

– Пойдем, сынок.

– И ты платить?

– Я платить за все.

– Я еще плата не получаль.

– Боже правый, ну и выговор! Прям влюбленный лягушонок.

Солдат расплылся в улыбке:

– Мой отец всекта феселый.

– Всегда! – согласился бретонец. – Поторопись, и хватит думать о своих свечках. Твои товарищи обойдутся сегодня и без них. Незачем их раскармливать.

– Ja, ja, кароши отец.

Каменная Башка, за которым незаметно следовали сэр Уильям и Малыш Флокко, вернулся на улицу, покинутую за полчаса до того, и ввалился в таверну «Тридцать бизоньих рогов».

Трактирщик, полоскавший в лохани бутылки и стаканы, при виде гостей всплеснул руками, уронив на пол посуду.

– Что еще за грохот, хозяин? – сурово спросил бретонец. – Или это снаряд свалился на твою таверну?

– Неужто это вы, мой добрый господин?

– Разве я не сказал тебе, что мы еще вернемся? Есть ли у тебя копченые колбаски и острый сыр, которые нужно заливать реками вина?

– Да, мой добрый господин.

– Тащи их живо сюда и не сомневайся: я расплачусь не хуже, чем капитан корвета.

– И еще пифо, – подсказал солдат.

Подмигнув хозяину, Каменная Башка тут же нашелся:

– Пива-то в погребах больше не осталось. Вы, немцы, выдули все до последней капли, не подумав о своих товарищах-моряках.

– Я не пить много пифо.

– Ну так выпей вина!

– Та, фино, неси фино.

– Вот и славно! – одобрил бретонец. – Неси две… четыре… нет, давай сразу шесть бутылок. Только смотри не рейнского!

– Настоящие французские вина.

– Ну да, прикупленные по случаю твоим простофилей-отцом! Значит, опять подсунешь нам свою скорпионью отраву?

– Нет-нет! Как можно? – запротестовал хозяин. – Для вас – только все самое лучшее.

Между тем в таверну вошли сэр Уильям и Малыш Флокко и, не привлекая к себе внимания, сели за самый дальний стол. Каменная Башка искоса взглянул на вошедших, наклонился к солдату и вполголоса проговорил:

– Эти двое наверняка шпионы.

– Как!

– Не нрафятся мне их физиономии.

– В Постоне нелься найти шпион.

– Это мы еще посмотрим.

Тем временем в залу вернулся хозяин с двумя корзинами вина и снеди. Увидев баронета и Малыша Флокко, бедняга едва не уронил свой груз.

– Молодец, трактирщик! – воскликнул насмешливый бретонец. – И смотри не лезь в наши дела! Захлопни-ка лучше глаза и клюв!

Оправившись от изумления, хозяин подал боцману и солдату дюжину копченых колбасок, местами покусанных крысами, канадский коричневый сыр, который жег язык похлеще горчицы, черный хлеб и четыре бутылки вина.

– Бордо, – догадался бретонец. – Черт возьми! Невиданная в осажденном городе роскошь! Да этот трактирщик прямо-таки кудесник! Он, видно, вознамерился нам доказать, что его покойный батюшка был не такой уж осел! Откупоривай! – распорядился Каменная Голова. – А ты, сынок, налетай на сыр и колбаски. Уж поверь, в них не припрятаны американские штыки.

– Спасипо, отец. Ты кароши тофарищ.

– Ешь, да про вино не забывай! Покажи, как немцы умеют пить.

– Ты платить.

– Само собой! Говорю же тебе: я готов уплатить хоть за весь хозяйский погреб. Поверишь ли, какое дело, ни гроша не потратил за те десять месяцев, что мотался в море. У меня в кошельке за поясом столько серебра, что хватит на пятьсот бутылок, двести обедов и три сотни завтраков… Так что пей, сынок. Я плачý.

Солдат набросился на сыр и колбаски, щедро заливая их мнимым бордо. Доблестный боцман не отставал от немца, особенно налегая на вино.

Когда почти все нехитрое угощение исчезло в утробе новоявленных товарищей, Каменная Башка водрузил здоровенные ручищи на стол и, глядя солдату прямо в глаза, внезапно спросил:

– Ты когда-нибудь влюблялся, сынок?

Прежде чем ответить, немец опустошил очередной стакан и, зардевшись, как девица на выданье, покачал головой:

– А фи, папаша, флюпиться?

– Допьяна!

– Фи карячи щелофек.

– Горячий, как лава, сынок! Думаю, ты можешь мне помочь.

– Я? Как?

– Ты несешь караульную службу при Оксфорд-мэншн, так?

– Та, папаша.

– Съешь-ка еще колбаску и выпей вина.

– А мошет, пифа?

– Моряки пьют только бордо и джин.

– Прозит! Карашо, карашо!

– Хозяин, тащи-ка сюда ту бутылку джина, что твой отец купил сто лет назад! – Раскурив трубку, боцман продолжил: – Сынок, ты видел когда-нибудь женщин в особняке?

– Та, тфух.

– Красивых?

– Тефушка красифый.

– А вторая?

– Та тоже молотая.

Каменная Башка испустил из бочкообразной груди тяжкий вздох, больше похожий на шум кузнечных мехов, и прижал руки к сердцу.

– Ах, любовь, любовь!.. – патетически воскликнул он. – Вот уже десять месяцев, как я ищу ее по всему свету.

– Кого, папаша?