litbaza книги онлайнРоманыПылкий любовник - Сандра Мэй

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 36
Перейти на страницу:

– Видимо, только это она и слышала от тебя, не так ли?

– Это же просто шутка. Ну вроде присказка...

– Да. Присказка. И еще: «яйца мерину помеха», «нарядиться, как шлюха на Пасху», «гребаная вишня» и «если б я имел коня...» – дальше не могу, неприлично. Все это всего лишь присказки. Именно так она к ним и относится.

– Если ты насчет крепких словечек, то я при ней никогда... старался не употреблять. Но она росла в прериях, Морин, среди ковбоев. Ты же понимаешь, люди мы простые...

– Прекрати! Я не туристка из Европы, нечего изображать передо мной «мистера Мальборо»! Ты нормальный современный человек, ты прошел армию, ты получил образование. У тебя хороший литературный язык, ты без труда разговариваешь сложносочиненными и сложноподчиненными предложениями...

– Погоди, Морин, не части. Я, как тот мужик из пьесы, и не знал, что разговариваю всю жизнь такими мудреными фразами...

– Это ты погоди! Ты сейчас цитируешь Мольера, между прочим, а вот знает ли про Мольера твоя дочь? Ей десять лет, но она читает... читала по складам, у нее живой ум, но она не умеет выражать свои мысли на письме. Она знает, что у Милли «офигительная корма», но представления не имеет, что происходит с девочками в одиннадцать-двенадцать лет. Как и когда ты собирался объяснять ей про месячные? Про секс? Про то, чем мальчики отличаются от девочек?

– Морин, я...

– Она выражается, как четырехлетний ребенок, без всякого смущения описывает мне «эту штучку» у «ребят с ранчо» и сетует, что им гораздо удобнее писать зимой. При этом она отлично разбирается в процессе воспроизводства у лошадей и коров. Жаль, что я не могу тебе пересказать ее объяснения, которые она мне дала три дня назад в корале. Билл, неужели ты не понимаешь, что ты с ней творишь?

– Я не понимаю, почему ты злишься.

– Так напряги голову!

– Хорошо. Я согласен, я не очень-то хороший папаша. То есть я ее вырастил, кормил, поил, одевал, но по части воспитания есть недочеты.

– Это уже не недочеты.

– Морин, ты можешь голосить хоть до утра, легче не станет. Да, у нее нет матери. Наверное, мне надо было бы жениться еще раз, привести в дом какую-никакую ба... женщину, но пойми ты, я и представить такого не мог! Чтобы чужая заправляла в доме, который я хотел построить для Мэри Лу! Да и кто знает, какая из нее вышла бы мачеха для Мю?

– Никто тебя силком не женит! Но лишать девочку общения со сверстниками, сделать для нее невыносимым пребывание в школе...

– Это я, по-твоему, сделал? Она же дралась...

– Билл, не будь ребенком. Ты для нее – весь мир. Вселенная. Бог, царь, отец, мужчина, герой. Только ты имеешь значение. Только твой авторитет она признает. Она не просто любит тебя, она – часть тебя. Другого мира просто не существует, он ей не нужен, она о нем не знает. И когда она произносит грязное слово – она не ругается. Она просто говорит на языке своего мира. На твоем языке.

– Так. Ясно. Вот и выяснили. Ну ладно, я виноват, дальше что?

– Ничего хорошего. Я не могу за два месяца вернуть ее в мир остальных людей. Да, она научилась есть и вести себя за столом, не сморкается пальцами, не рыгает и сама стирает свое белье. Да, мы успеем прочитать еще несколько книг, хороших книг. Да, я подтяну ее по грамматике и письму, научу ее умножать в столбик, заставлю вызубрить таблицу умножения. Что дальше?

Билл растерянно посмотрел на раскрасневшуюся, сердитую девушку. Потом тихо и неуверенно произнес:

– Я не знаю, Морин. Когда они сказали, что заберут ее у меня, я только одно и смог придумать – забрать ее и спрятаться у индейцев. Какое-то время мы продержались бы...

– Это глупо, Билл. Ты разозлишь власти, они объявят розыск, еще и невинные индейцы пострадают. Не говоря уж о том, что ты получишь судимость, а Мю отправят в интернат.

– Тогда что мне делать? Что, Морин?

– Не знаю, что! Но тебе – ТЕБЕ, не Мю – придется изменить свою жизнь. Придется вернуться к людям. Придется провести телефон, купить машину, возить ее в город к подругам...

– У нее нет подруг!

– Они ДОЛЖНЫ у нее быть, Билл. Она девочка, которая вот-вот станет девушкой. Она уже чувствует, что с ней что-то происходит, чувствует – и боится этого, потому что инстинктивно стесняется говорить об этом с вами, существами, которым легче писать зимой!

– Господи, Морин, я пытался, но я не смог...

– Она нашла твою книгу на чердаке. Она ее прячет в другом месте, она ее читает – и каждый раз плачет, потому что просто не понимает, что там написано. Билл, она нуждается в помощи!

Билл вскочил на ноги. Огромные кулаки сжались, загорелое лицо перечеркнула гримаса боли. Его голос был похож скорее на рык дикого зверя.

– Так помоги ей, Морин! Останься с нами. Здесь, в прерии. Не предавай мою дочь. Не бросай ее. Научи ее всему, что знаешь сама. ЗАМЕНИ ЕЙ МАТЬ!

Морин откинулась назад, вжалась в спинку кресла. Ее колотила дрожь, она боялась посмотреть в серые глаза, потому что в них пылал гнев. И она не понимала почему.

– Но я...

– Вот. Именно так.

Голос Билла неожиданна сел, стал хриплым и тихим. Глаза потухли, руки бессильно повисли вдоль тела. Он несколько мгновений еще смотрел на Морин, потом отвернулся. Теперь она едва могла расслышать, что он говорит.

– Именно этому я пытался ее научить. Тому, что на самом деле она никому, кроме меня, не нужна. А когда не будет меня – она останется одна. И рассчитывать ей будет не на кого. Только на себя. Я не читал ей книг, это верно. Я учил ее выживать. И знаешь, Морин, я ведь оказался прав. Нам с ней уже нужно выживать. Нас хотят разлучить.

– Билл...

– Конечно же, ничему я не мог ее научить по женской части. У меня и Мэри Лу была первой, и прожили мы с ней всего год с лишним. А потом... Потом были шлюхи. В Сакраменто, подальше отсюда. Это когда невмоготу зимой, и работы мало. Знаешь, как это больно, мисс Килкенни? Когда кишки в узел скручивает, и все твое естество дыбом, а ты лежишь один в постели и воешь, потому что только и можешь, что вспоминать собственную жену, которую вот этими руками похоронил на холме?

– Билл, не надо...

– Этому ведь и ты не обучена, верно? Девчонок этому не учат, потому что неприлично. И вот вы приходите, юбочки коротенькие, попки туда-сюда виляют, глазки в стороны постреливают. То ручкой ненароком заденете, то бедром вильнете, а то и поцеловать разрешите. Зато потом крику! Изнасиловали! Надругались! А то, что вы сами перед парнями из трусов выпрыгиваете...

– Билл, прекрати!

Он выдернул ее из кресла, поднял легко, как тряпичную куклу. Она хотела зажмуриться – так нестерпимо горели его серые глаза под сдвинутыми бровями.

– Что – прекратить? Смотреть на тебя? Прикасаться к тебе? Чуять твой запах в воздухе, знать, что ты ложишься в постель за стенкой, голая? Забыть, как ты стояла в саду и по твоим грудям стекала вода? Как целовала меня в грязи, под молниями? Учительница фигова! Что ты лезешь ко мне в душу, что учишь, как мне с дочкой дальше жить, если я для тебя – экзотическая зверушка, ковбой неотесанный, который дочке даже книжек почитать не удосужился? А она, моя Мю, – она же для тебя игрушка. Куколка живая, которую можно причесать, умыть, азбуке поучить – и уехать, когда надоест возиться.

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 36
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?