Она гадала: может, он ищет женское общество, про которое говорил ей, как о своей потребности? Эмма изо всех сил старалась ничего не замечать, как обещала в тот первый вечер в Бристоле, но это давалось с трудом. Когда он уходил, внутри возникала странная пустота. С каждым днем все настойчивее в ней пробуждалось желание схватить его и не отпускать. Не позволять оставлять ее одну или прикасаться к какой-нибудь другой женщине. Эмма не хотела, чтобы он прикасался к другим. От этой мысли внутри все скручивалось узлом, который с каждым днем становился все туже, и ей казалось, что она этого больше просто не выдержит.

В последний день перед приездом в Эдинбург они остановились на ленч в южной части Шотландии, у подножья Пентлэнд-Хиллс, при дороге, которая вечером должна была привести их в город. Земля была покрыта ярко-зеленой травой, как ковром, кое-где росли более темные кусты и деревья. Округлые холмы плавно уходили за горизонт. Рядом журчал ручей, давая возможность лошадям напиться, а Эмме с Люком смыть дорожную грязь с рук и лица.

Лошади послушно паслись рядом, а Люк с Эммой расстелили плед и вытащили из двуколки корзинку с едой. Усевшись напротив друг друга, они некоторое время в дружеском молчании ели вареные яйца, говядину с хлебом и твердый сыр.

Эмма искоса поглядывала на него сквозь ресницы, а он как будто полностью сосредоточился на еде. Но узел в животе скрутился так туго, что она больше не могла выдержать ни секунды.

– Люк?

Он посмотрел на нее глазами ясными и голубыми, а не налитыми кровью и мрачными, как после целого вечера пьянства. Эмма вздохнула.

– Мм? – промычал он с полным ртом.

– Зачем вы это делаете?

Он посмотрел на нее озадаченно, проглотил и уточнил:

– Делаю что?

– Уходите вечерами из номера. Пьете вино и… и не знаю, чем вы там еще занимаетесь. – Эмма с трудом сглотнула.

– Играю в азартные игры? – услужливо подсказал он.

Эмма скрестила на груди руки, подавив дрожь. Она все еще не согрелась после дороги, а мысли о схожести привычек покойного мужа и Люка тепла не добавляли.

– Так вот чем вы занимаетесь – играете.

– У меня склонность к таким развлечениям, – протянул он и откусил от яйца.

– О, я знаю, как это бывает. – В ее тоне прорезалась горечь. – Знаю, как быстро мужчина может спустить все деньги за карточным столом.

– А-а. Бьюсь об заклад, этот урок вам преподал наш друг Генри Кертис.

– Вы не ошиблись, – сухо подтвердила она.

Люк, хмуро сведя брови, уставился на недоеденное яйцо.

– Если говорить правду, я не играл с лета, проведенного в Лондоне. – Он вздохнул. – Мое последнее пари было слишком дурацким.

– Не хотите рассказать, что случилось?

– Глупое пари между джентльменами. Не стоит приличной игры в карты.

Эмма откусила кусочек говядины.

– Ну расскажите.

Люк опустил взгляд, а когда снова посмотрел на нее, казался совсем юным, каким выглядел, когда спал. Вдобавок еще и сконфуженным.

– Я побился об заклад с лордом Рутгером, что ему потребуется от семи до десяти дней, чтобы уложить в постель миссис Уикерли.

Эмма покачала головой. Действительно, глупо.

– И сколько же ему потребовалось?

– Пять дней. – Люк на дюйм раздвинул большой и указательный пальцы. – Я ошибся вот на столько.

– И вы заключали это пари в трезвом виде?

Он расхохотался:

– Конечно, нет! Я даже не помню, как это произошло. Знаю только, что неделю спустя меня затащили в клуб – хотели доказать, что я написал свое имя в книге для заключения пари. Увы, действительно записал.

– Нет ничего хуже пьяных пари.

Он мгновенно посерьезнел.

– Вы-то откуда знаете?

– Я была замужем всего три месяца, очень беспокойных. Однажды Генри заключил пьяное пари и потерял пятьсот гиней.

Люк вскинул брови.

– И какое же?

Эмма уставилась на тарелку и начала одним пальцем катать по ней яйцо.

– Что в следующем месяце я забеременею.

Люк резко втянул в себя воздух.

– Конечно, сразу они не могли знать, выиграл он или проиграл, но через несколько недель после его смерти ко мне пришел человек, показал расписку с подписью Генри и условиями пари и потребовал либо деньги, либо доказательства моей беременности.

Она поднесла яйцо ко рту и откусила.

– Но к тому времени вы уже остались без денег и не смогли ему заплатить, – сказал Люк.

– Да.

У Люка дернулась челюсть. Он отвернулся.

– Теперь я понимаю, почему вы презираете азартные игры.

– Я их в самом деле презираю.

Люк проследил за тем, как она положила яйцо обратно на тарелку, затем посмотрел ей в глаза.

– Значит, вы не играете, – пробормотала Эмма. – В таком случае, чем же вы занимаетесь? Куда ходите?

– В таверну. Пью эль.

Она не могла на него смотреть, поэтому уставилась на свой недоеденный ленч.

– Вы там… ищете женщину? – Каждое слово пришлось буквально выдавливать.

– Нет.

Он ответил мгновенно – и словно одним махом развязал стянутый узел у нее в животе. Эмма не сдержала резкого вздоха облегчения.

Люк помолчал, затем слегка насмешливо спросил:

– А что?

– Мне не нравится думать, что вы ложитесь рядом со мной после того, как лежали с кем-то еще.

– Ревность? – негромко спросил он.

– Вот еще. – Какая ложь! И она это знала, и, вероятно, он тоже. – Просто мне не нравится выполнять роль сточной канавы для мужчины. Я уже побывала в этой роли, больше не хочу.

Люк долго смотрел на нее загадочным взглядом голубых глаз с непроницаемым выражением лица. Затем очень спокойно произнес:

– Если бы Генри Кертис был жив, я бы сам разорвал его на кусочки. – В его голосе послышалась безысходность. – Эмма, пока мы с вами лежим в одной постели, хоть с «отношениями», хоть без, я не прикоснусь ни к какой другой женщине. – Он скупо улыбнулся. – И вы и я знаем, что мои обещания не многого стоят, но только не это. А что до того, чем я занимаюсь ночами, – пью эль. И это все.

– Какой-то очень одинокий способ проводить вечера.

Он пожал плечами.

Признание Люка привело Эмму в замешательство.

– Тогда зачем вы это делаете? – настойчиво спросила она. – Почему уходите каждый вечер?

– Вы знаете почему, – ответил он.

– Нет, не знаю.