В глазах подданных Игорь все более приобретал черты властителя, который созрел на выход из-под опеки и единоличное правление. Это могло опечалить лишь человека тщеславного, завистливого и одержимого иллюзией своей значимости. Вещий Олег не был таковым и с самого начала действовал в интересах своего племянника. Он не сомневался, невзирая на предостережения своего полоумного Деницы, что Игорь не упрекнет его во властолюбии, не оставит на обочине, когда воссядет на законный трон, и не посмеет воспрепятствовать в осуществлении его заветной мечты.

Для ее реализации все уже было готово. На носах-таранах уже стояли драконы, а на бортах соорудили сходни для коней. На флагманской ладье уже закрепили череп Локи! Паруса натянули на мачты. Кормчие ждали команды. Посадники собрали ополчение. Воеводы раздали обмундирование. Варяги обучили рекрутов битве на копьях, мечах, рогатинах, топорах, показали, как смыкаются щиты и что бывает, когда неприятель разрывает строй. В кузнях стучали день и ночь, выковывая славный на весь мир русский булат…

Волнение пьянило Олега больше хмеля. Он почти не спал эти дни. Ведь лазутчики доложили, что василевс Лев Философ увел войско и флот – непобедимую армаду Византии – из Царьграда для защиты своих островов от агарян. Удобнее случая для нападения и осады не представится. Настала пора выйти из «матери городов Руських» и исполнить мечту, дойдя «из варяг в греки»: покорить Царьград, сбросив с его стен византийские штандарты…

Не все отреагировали на рождение наследника династии с радостью…

Волхв Деница был недоволен, что Ольга прислушивается к проповеднику из Константинополя и внимает его учению, а князь Олег потворствует ее увлечению «слабым Богом», дозволив построить в столице часовню, где все время горели свечи и где собиралось все больше простолюдинов.

Еще Денице не нравилось, что князь-регент так пренебрежительно относится к своей единоличной власти, ослабляя свою опеку над Игорем. Игорь с каждым годом обретал все больше самостоятельности, а теперь, с женитьбой на царевне и рождением сына, он мог пренебречь дядей и узурпировать власть. А это грозило волхву изгнанием или казнью. О том, что княжич и его гриди-телохранители воспринимают волхва лишь за шута, Денице было неведомо.

Воевода Свенельд почувствовал в этом радостном для дома Рюрика событии усиление Игоря, на которого затаил обиду со времен неудавшегося посольства в Хазарию. С тех самых пор Свенельд не провел ни дня без мысли вернуться в Итиль и вызволить своих дружинников из хазарского плена.

Византийский поход его больше не интересовал, а мечты Вещего Олега, смыслом жизни которого стало строительство нового государства, сопоставимого по мощи с Византией, вовсе не трогали приверженца тактики быстрых набегов и грабежей. Стремительное обогащение за счет славян никак не увязывалось с их вербовкой в войско.

Однако же, предполагая, что Олег не особенно хочет идти в поход на мусульман через земли кагана и что, скорее всего, придется идти туда в одиночку, Свенельд и сам, скрипя зубами, набирал в свою дружину кривичей, полян и тиверцев, этих безмозглых земледельцев, оторвать которых от сохи возможно было лишь под страхом смерти. Они были настолько привязаны к своим пастбищам и полям, что соблазнить их грабежом в далеких землях мог только опытный жрец.

Свенельд отыскал такового и с отвращением для себя нанес на свои щиты и знамена коловраты. Выступать за чистоту расы завоевателей в условиях предстоящего похода в Хазарию стало невыгодно и смертельно опасно, поэтому Свенельд незаметно для себя перенял стратегию Олега.

Славяне хоть и не могли достигнуть положения верхушки – варяжской военной знати, но могли сделать карьеру в дружине, чем воспользовался сын правителя древлян Мала, уже известный нам Добрыня, пошедший на службу к Свенельду и возглавивший воев-славян, вставших под знамена воеводы.

Фотий, бывший патриарх константинопольский, хоть и был рад за свою духовную подопечную, но увидел в рождении Святослава возросшую угрозу для своих соплеменников-греков. С каждым днем, проведенным в столице русов, он наблюдал неугасающее желание правящей верхушки этих дикарей идти на приступ Царьграда. Их невозможно было наставить на путь истинный. Ольга после данного ей обещания крестить младенца лишь однажды заикнулась об этом в присутствии Игоря, на что князь-соправитель ответил:

– Жена моя, варягу нельзя навязывать веру. Он сам как бог и выберет кому поклониться, когда обретет силу и разум. Когда вырастет, то сам определится, чем ему умыться – водой из купели, или морской водой, или и тем и другим, если одно не будет мешать другому.

Фотию надоело ждать, к тому же он предчувствовал страшную развязку. Флот русов уже не помещался в речной гавани. Он хотел посчитать ладьи, но, досчитав до тысячи, сбился. На глаз он не учел и половины. Эти корабли могли внезапно доставить до Босфора по Днепру через Понтий восьмидесятитысячную армию и сровнять Константинополь с землей.

Собрав свой скарб в один узелок, Фотий продел его в посох и вышел из Киева на ветхом суденышке ромейских купцов.

Он отправился в путь до Олега, намереваясь оказаться в Царьграде хотя бы на несколько дней раньше, чем русский флот. Ведь беспечные жители греческой жемчужины даже не предполагали, что их ожидало, когда язычники появятся у крепостных стен. Надо было упредить беду, спасти бедных греков и граждан империи от надвигающейся грозы.

«С моря придет истый дракон, беспощадный зверь испепелит цветущие земли и благоухающие жилища, не пощадит матерей и оторвет от сосцов их младенцев. И возрадуется своей неистовости! Ибо нет в душах язычников сострадания! Не удалось обратить этот жестоковыйный народ в истинную веру в единого Бога, пока мало среди них избранных, подобных княгине Ольге.

Быстрее, быстрее гребите, да поможет нам попутный ветер! Надвигается буря, заслуженное наказание за грехи византийской знати и распутство народа… Но есть еще надежда и способ отвратить неизбежное. Молиться и каяться! Молиться и каяться!»

Кормчий флагманской ладьи рулил меж Днепровских порогов, обходя гранитные камни и прокладывая фарватер. Две тысячи драккаров со щитами на бортах по сорок человек команды шли в направлении Понтийского моря. От штевней с головами драконов, ощетинившихся волкодавов, львов, грифонов и кречетов веяло угрозой.

Корабли следовали за судном князя Олега, которому не спалось. Он стоял на палубе, сжимая карту Царьграда, выдолбленную на коже вороного коня, и всматривался в даль, иногда перемещая свой взор на череп Локи, закрепленный на носу флагмана.

Пора склоняться над картой под тусклой свечой прошла, советы были выслушаны, велеречивые дискуссии и горячие споры завершились. Как и приготовления. Быть может, что-то было упущено, чего-то не предусмотрели, возможно, недооценили врага и переоценили свои силы.

Север отличает прямота, Юг побеждает хитростью. А Восток во времена Великого переселения в одно мгновение ока превращается в Запад, ведь солнце встает с востока и гонит кочевников в путь.