Князь-регент присматривался к самозваной царевне, видя неподдельную симпатию к ней своего воспитанника. Девушка вызывала у регента живой интерес. Именно она повлияла на то, что регент сменил гнев на милость и, забыв о двусмысленном предсказании своего ведуна, вновь проникся к Игорю отеческим чувством.

После возвращения послов из Болгарии он вызвал царевну на разговор. Не сразу, спустя какое-то время.

Он повел ее на капище славянских богов не для того, чтобы приобщить к новой религии, а чтобы узнать правду через клятву.

Они долго говорили о богах и вере, прежде чем князь перешел к главному. Она была искренна с правителем, как и со всеми, признавшись, что не чувствует никакого трепета перед деревянными истуканами, но при этом испытывает благоговение, когда христианин Фотий читает вслух свои молитвы.

– Я оказалась здесь лишь благодаря тому, что поверила старцу. А он верит в своего Бога… – сказала девушка князю. – Старик Фотий предсказывает все мои желания еще до того, как я поделюсь ими сама с собой, и этот дар у него от Бога.

– У меня есть волхв Деница, он предугадывает события не хуже твоего византийского святого. Тот еще пройдоха! – посмеялся Олег.

– Я хочу узнать Бога, в Которого верит старец, хотя бы в знак признательности за мое спасение. И за то, что его вера привела меня к доброму княжичу, который не выдал меня убийцам моих родных и моего наставника, – с огнем в глазах выпалила девушка.

– Вижу, нравится тебе наследник… И даже больше невидимого Бога Фотия, – высказал свое предположение князь. – Игорь, вот твой истинный идол, на которого ты молишься со всем усердием. Он твердит мне день и ночь, что ты царевна, и хочет на тебе жениться, говорит, и ты не против. Но он наследник трона, а принцу соответствует только принцесса! При этом твой предполагаемый дядя и слышать не хочет о родственнице.

– Я знаю, и оттого мне печально. Мне рассказали, что, окажись я в Плиске немного раньше, меня бы отправили в Византию заложницей. А теперь я не нужна моему дяде даже в этом ничтожном качестве, и он вовсе меня не признает.

– Да уж, – почесал затылок князь. – Но нет худа без добра. Теперь я точно знаю, что царь Болгарии боится русов. Верно, боится! Ну да ладно, тяжко, наверное, тебе живется без имени-то?

– Теперь у меня появилось имя!

– Да ну?! И какое же?

– Я попросила княжича придумать мне новое имя. Он долго не мог, но потом я попросила его вспомнить самого дорогого его сердцу человека из ныне живущих на земле и назвать меня в его честь.

– Интересно…

– Меня зовут Хельга, мое славянское имя Ольга. Мне даровано имя в честь вас, добрый князь…

Еще спустя несколько месяцев начались приготовления к свадьбе. Свадебным подарком от княжича было венчание в специально выстроенной в Киеве первой христианской церквушке.

Олег, благословивший этот брак и заявивший во всеуслышание, что Ольга происходит из венценосного рода булгарских ханов, проявил всю свою толерантность к вычурным обрядам, атрибутам и помпезному одеянию византийца Фотия.

Фотий же, облачившийся в епитрахиль и вооружившись кадилом с благовониями, как никогда скрупулезно подошел к таинству бракосочетания, приняв на веру обещание Ольги креститься в ближайшем будущем в самом Царьграде. К Игорю с таким предложением обращаться было бесполезно, для него вся эта церемония казалась развлечением. Главным было другое: они любили друг друга всей душой.

С этого времени на Киевской Руси христиане перестали быть изгоями. И никто больше не бросал в огонь написанную моравскими книжниками для славян Библию…

– Наследник родился! Да не изгладится имя и дом Рюрика! Родился здоровый мальчик! Княже, у тебя сын! Сын! – захлебывался от счастья оруженосец, которому князь Игорь строго-настрого велел стоять за дверью в опочивальню и ловить ухом каждый шорох, каждый стон и любой возглас.

Младенец появился на свет, и повитуха сжалилась над княжьим слугой, толкнула дверь и сказала: «Беги! Скажи князю, что у него здоровый малыш! Сын!»…

Оруженосец застал своего хозяина за праздной забавой – на соколиной охоте. Князь вмиг позабыл об ускользнувшем зайце, отдал своего любимого белого кречета слуге, сбросил охотничью перчатку и поскакал из леса в город. Ловчая птица расширила зрачки от удовольствия – видно, тоже поняла, что ей по такому случаю причитается мясо без труда.

Пир, что устроили князь-регент и его соправитель, стал для стольного града Киева невиданным по размаху. Народу изо всех погребов выкатили хмельной мед и южные вина, князья не поскупились на угощения: раздавали хлеб, сладости и осыпали толпы звонкой монетой.

На капищах жгли костры и курили фимиам на каменных алтарях во славу всех богов: и старых, и новых. Восхваляли княгиню Ольгу, жену Игоря Рюриковича. Она разрешилась легко и допустила в свои покои монаха Фотия, попросив прочитать молитву во славу Господа. Муж не возражал. Прихоть любимой жены не отвлекала его от безумной радости, наполнившей их палаты и все дворы.

На вертела насаживали диких вепрей, зайчатину и белок, а также домашних свиней для жарки, общипывали кур и голубей. Гусляры заводили песнь, прославляющую князя Игоря и княгиню Ольгу. Жонглеры и кукольники веселили детей, подбрасывая разноцветные шары и гримасничая. Столы накрывали в светлицах боярских хором и в хатах с камышовой кровлей.

Гулянья проходили и за околицей, и во дворах, и прямо на площади перед деревянной церковью, первой в Киеве. Все время подносили новые кувшины и меха с медом. Нарядные жены в платьях, шитых из привозной заморской паволоки, не обращали внимание на пьянство мужчин. Повод был великий.

Карлики, дерущиеся на мечах, скоморохи на ходулях и шуты в несуразных шапках с колокольчиками расступились, когда трубы возвестили о приближении князя. Молодой князь появился на крыльце княжьих палат с сыном на руках.

Собрался весь люд: и знать, и чернь, и воины из дружины князя. Игорь Рюрикович стоял в свете солнечных лучей в окружении знаменосцев. Он поднял младенца и величественно произнес:

– Это мой сын! Ваш повелитель по рождению! Любите и чтите его, и он ответит вам любовью и милосердием. Он будет править Русью от имени дома Рюрика! Он царь болгар по праву! В нем конец хазар по желанию возмездия и праведной мести его матери – княгини Ольги, на чей царственный род посягнул каган! Этот мальчик продолжит дело и умножит славу вещего князя Олега, славного моего опекуна, а теперь и деда новорожденного княжича и царевича. Я нарекаю его Святослав! Да будет он свят в глазах русов! И славен пред лицом дружины и всех племен, пусть восхищаются его удалью даже враги!

Народ выкрикивал имя новорожденного княжича в исступлении, желая ему здравия, а его родителям долголетия. При этом люди не вспоминали об Олеге.

Олег же находился рядом со своим соправителем, он чувствовал, что власть ускользает, словно вода сквозь пальцы. Но воспринимал это как неизбежное. Он видел, как возмужал Игорь, сын Рюрика и его сестры Умилы, и он не предпринял бы ничего, чтобы помешать прямому наследованию.