Он сидел на кухне и смотрел в окно. Сколь мало требуется для рождения дня, сколь неизбежен факт рождения света и наступления нового утра! Деревья выступают из тьмы, обрастают вдруг новыми ветвями, начинают расти ввысь и в стороны. Сначала у деревьев ты видишь только самые толстые ветви, похожие на воздетые к небу руки, затем возникают те, что тоньше, пока, наконец, даже самая нежная верхушка явственно не прорисовывается на фоне бледной ткани утра.

Сколько еще раз ему отведено вот так вот наблюдать за рождением нового утра? Имеет ли это значение? Ведь все зависит от того, как ты принимаешь даруемые тебе дни, какое наполнение им даешь.

Он сидел за столом и пил кофе с бутербродом. С библиотекой произошло то же самое, что и с деревьями, ее окружающими: понемногу ее раздевали и одевали. Сначала мрак был приподнят над нею, затем она приобрела свои формы с углами и выступами, наполнившись светом, став легкой и объемной.

Кто знает, такое может произойти и с ним. Кстати, эта мысль показалась ему сначала смелой, слишком смелой. Невозможной. Но, поселившись и пустив ростки, мысль уже не отпускала, как они обычно и поступают с нами. Что будет, если в его жизни появится хоть немного света, как сегодня, и пелена спадет?

Он вернулся в Хельсинки и встретился с сыном. Быть может, в этом сокрыто обещание новой жизни? Ему стоит оставить свою работу и найти что-то другое? Он не знал, что именно. А потом понял.

16

Элла и Паулина пришли на кухню одновременно. Я собрал документы в стопку, чтобы мы могли уместиться за столом. Наша семья из трех человек – еще некоторое время назад такая счастливая. Паулина сразу же увидела здоровенный отек у меня на лице и синеву под глазом. Конечно, она заметила и то, что ночь я провел на кухне, и предполагала, что на то были веские причины. Она приготовила себе и Элле завтрак. Я вызвался сварить кофе. Мы сидели за столом и ели. Листая страницы утренней газеты, Паулина сказала, что сама отведет Эллу в сад, а я мог бы забрать ее оттуда. Элла болтала о своем. Мы реагировали, восхищались ее забинтованной ручкой – Элла то и дело ее показывала. Я думал о том, ощущает ли Элла напряжение в отношениях отца и матери. Она управилась с едой, мы отпустили ее поиграть. Как только Элла ушла, Паулина посмотрела на меня со своей стороны стола.

– Что это?

– Ходил за посылкой, – ответил я, кивнув в направлении стопки бумаг, которая, казалось, выросла на глазах.

Паулина даже не посмотрела на них.

– Я говорю про твой вид.

Потрогал больное лицо.

– Даже не знаю, как сказать.

– Вероятно, это связано с тем, что ты сейчас расследуешь?

Мне не хотелось продолжать разговор. Случившееся вдруг предстало неправильным, ну если и не неправильным, то таким, чего, наверное, не должно было случиться.

– Виделся вчера с отцом.

Паулина выпустила страницу из рук: экономический раздел сделал передо мной красивый реверанс.

– Что прости?

– Столкнулись в продуктовом. Зашли выпить пива.

– Ты и твой отец?

– Именно.

– Тот, что оставил вас, когда тебе не было и двух лет?

– Точнее, не было и года.

– Ладно, пусть так. Так о чем…

– Посидели в баре. Он выходит на пенсию и возвращается в Хельсинки. Жил в Берлине. Выглядит так же, как и на всех фотографиях, только немного состарившимся и – больше морщин.

– А ты спросил, почему…

– Почему ушел, почему вернулся? Спросил. На первый вопрос он не ответил, на второй – да. Он сказал, что вернулся потому, что мне теперь тридцать.

– Как это…

– Ему было столько же, когда он оста… уехал из Хельсинки.

Паулина хотела было что-то сказать, но повернулась и встала из-за стола. Отнесла чашку в мойку, затем сделала то же самое с тарелкой и стаканом Эллы и вытерла стол.

На часах – девять утра. Паулина и Элла ушли. Я посмотрел на вновь разложенные на столе бумаги. Вот еще одна пачка. Из разряда «разное»: рваные блокноты, несколько конвертов. Взял один. Внутри был компакт-диск, на вкладыше запись фломастером ФМ/СОВЕТ/ДАТА? Больше ничего. Сходил за проигрывателем, подсоединил его к компьютеру. Несколько щелчков мышью. Начало не предвещало ничего интересного: бесконечная тишина. Потом разобрал звуки шагов, разговоры, в помещении появились люди – выдвигаются и придвигаются стулья, звуки имеют разную силу, а значит микрофон находился где-то в стороне. Стук ложечек о кофейные чашки похож на церковные колокола.

МУЖЧИНА 1: …если нет нормального кофе, обойдемся без него.

МУЖЧИНА 2: Есть чай.

МУЖЧИНА 1: Я не пью чай.

МУЖЧИНА 2: Выпей воды из-под крана.

МУЖЧИНА 1: Твою же мать!

МУЖЧИНА 3: Испе-е-ей чистой водицы-ы-ы.

МУЖЧИНА 1: Сука, иди ты…

МУЖЧИНА 3: Перейдем к делу… Если все обстоит так, как ты рассказал, насколько ситуация серьезна?

МУЖЧИНА 1: Насколько серьезна? Да пипец как серьезна. У нас всего несколько месяцев. Максимум.

МУЖЧИНА 4: И за это время… За это время мы попросту не успеем организовать никакого дополнительного финансирования так, чтобы не привлечь ненужного внимания.

МУЖЧИНА 2: О каком ненужном внимании ты говоришь? Разве не достаточно ненужного внимания уже от того, что мы просто сообщаем о наличии у нас такой проблемы?

МУЖЧИНА 1: Метод не работает должным образом. Точнее, он работает в теории, но не в Суомалахти.

У нас там и сульфиды, и ртуть, и свинец, и черт-те что, но только не никель, а его по идее мы должны добывать. Хранилища заполнены этим дерьмом, и если выглянуть на улицу, то особо улыбаться не приходится: то дождь, то снег как из дырки в небесах, и конца-края этому дерьму не видно.

Вы, мать вашу, только подумайте, какими дураками мы себя выставим, если признаемся публично, что не сумели спрогнозировать, что в Финляндии могут пойти снег и дождь. Нас журналюги загрызут до смерти.

МУЖЧИНА 2: Они сначала поднимают на щит, а потом втаптывают в грязь. Это все равно, что дать им ружье и попросить прицелиться в лоб.

МУЖЧИНА 1: Думаю, что относительно журналистов и методов их работы, мы все одного мнения. Возвращаясь…

МУЖЧИНА 4: У государства просить больше нельзя.

МУЖЧИНА 2: Почему же?

МУЖЧИНА 4: Нам тогда придется рассказать, как тут обстоят дела.

МУЖЧИНА 2: Так ведь и раньше не особо убедительно выглядело.

МУЖЧИНА 1: Нынче времена не те. Все любят гонца с доброй вестью, пускай даже если эта весть высосана из пальца. Мы должны были спасти всю, на хрен, Лапландию, а теперь у нас радиоактивные осадки, как после ядерного взрыва.

МУЖЧИНА 2: Атомная бомба действительно могла бы все решить.