спиной в прилавок. Как раз в этот момент какой-то парень пытался унести поднос с пластиковыми стаканчиками, я отскочил от него, пиво перевернулось, меня с ног до головы окатило этим пойлом, и я рухнул на пол.

Мёрфи прыгнула на меня, захватив и мою левую руку, а Медитрина тем временем вцепилась мне ногтями в лицо, и обе кричали, как баньши.

Я едва успел зажмуриться – острый ноготь задел глаз, но, когда руки Медитрины – горячие, ужасающе сильные руки – сомкнулись у меня на горле, я понял, что это дает мне шанс.

Я прохрипел: «Forzare!» – и вытянул правую руку, ухватившись за тонкую цепь, которая удерживала с одной стороны вывеску, висящую над стойкой с пивом позади меня.

Тяжелая деревянная вывеска, написанная огромными яркими буквами: «ПОЖАЛУЙСТА, ПЕЙТЕ ОТВЕТСТВЕННО», качнулась по дуге и с силой заехала Медитрине по голове, сработав как гигантский кулак. Менада отцепилась от меня, а ее ногти прочертили алые линии у меня на горле.

Мёрфи потрясенно подняла глаза, и я потянул за цепь изо всех сил. Мне требовалось сделать так, чтобы она оказалась в нужном месте, прежде чем она занялась бы тем, на чем остановилась Медитрина. Я почувствовал, как что-то хрустнуло – большой палец вышел из сустава, и я взвыл от боли. Но вывеска как раз качнулась назад, хотя и с меньшей силой, и вмазала Мёрфи по макушке.

А потом на нас налетела уйма людей, и прибежали копы.

Пока копы меня арестовывали, мне удалось убедить их, что с пивом Мака сотворили нечто скверное. Они связались с фирмой, обслуживающей игру, и изъяли всю партию порченого пива – его успели попробовать лишь считаные единицы. Наблюдались некоторые проявления неадекватного поведения, но больше никто не пострадал.

Впрочем, лично мне это не принесло ничего хорошего. В конце концов, я весь пропитался «Будвайзером» и напал на двух привлекательных женщин. Я отправился в полицейский вытрезвитель, что разозлило меня главным образом потому, что в итоге я так и не получил своего треклятого пива. Мало того, я заплатил бешеные бабки за билет, а игру так и не посмотрел.

Нет в мире справедливости!

Мёрфи вернулась утром, чтобы меня выпустить. У нее красовался синяк под глазом и алел кровоподтек на скуле, оставленный вывеской.

– Итак, я сразу хочу кое-что прояснить, – заявила Мёрфи. – После посещения «Товаров левой руки» мы отправились по следу на игру «Буллз». Там столкнулись с этой менадой, была драчка, и я вырубилась.

– Угу, – сказал я.

Говорить что-то еще и впрямь не имело никакого смысла. Паленое пойло начисто стерло ее память об этом вечере. А правда только напрасно обеспокоила бы ее.

Черт подери, эта правда беспокоила и меня – причем куда сильнее, чем мне хотелось бы думать.

– Бассарид из больницы исчезла, – сообщила Мёрфи. – А значит, она не явится в суд, чтобы выдвинуть обвинения. А принимая во внимание, что, во-первых, ты работал со мной над расследованием, во-вторых, несколько человек сообщили о побочных эффектах, похожих на действие рогипнола[17] или чего-то в этом роде, а в-третьих, именно ты заставил полицейских изъять остальные бутылки, мне удалось добиться снятия с тебя обвинения в уголовном преступлении. Осталось только обвинение в том, что ты напился и учинил беспорядки.

– Ура, – отозвался я без энтузиазма.

– Могло быть и хуже, – заметила Мёрфи. Она помолчала, разглядывая меня. – Ужасно выглядишь.

– Спасибо, – сказал я.

Она серьезно на меня посмотрела. Потом улыбнулась, встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку:

– Ты хороший человек, Гарри. Давай подвезу тебя домой.

По пути к ее машине я все время улыбался.

Раны любви

Из сборника «Песни любви и смерти» под редакцией Джорджа Р. Р. Мартина и Гарднера Дозуа

Действие происходит между событиями «Продажной шкуры» и «Перемен».

Гарднер Дозуа может похвастаться целой кучей наград за его сборники, потому что они отлично у него получаются, и я охотно принял его приглашение поучаствовать в антологии, первоначально называвшейся «Роковые любовники», над которой он трудился вместе с Джорджем Р. Р. Мартином. Я с энтузиазмом взялся за работу, однако найти отправную точку для истории оказалось не так-то просто, поскольку Гарри Дрезден вполне рискует оказаться в тройке лучших абсолютно не роковых любовников во всем современном фэнтези. Как же мне вовлечь его в историю вроде этой?

Ответ: поместить в гущу событий рядом с Мёрфи, когда вроде бы случайные любовные заклятия распространяют безумие по всему городу. После этого все, что мне оставалось, – это использовать его обычную везучесть и дико хохотать, набирая текст.

Название сборника изменилось на «Песни любви и смерти» уже после того, как я написал свой рассказ, что, наверное, к лучшему. Иначе мне, возможно, пришлось бы – чтобы не выйти из темы – попытаться каким-то образом присобачить к этому битву групп в стиле дэт-метал. Такого не заслужил никто.

Показывая на трупы, Мёрфи сказала:

– Раны любви[18].

Я пролез под лентой, огораживающей место преступления, и вошел в квартиру. Здесь пахло кровью и смертью. Юмор висельника просто напрашивался.

Мёрфи стояла там и смотрела на меня. Она не предложила никаких объяснений. Стало быть, хочет услышать непредвзятое мнение консультанта отдела специальных расследований полицейского департамента Чикаго, которым являюсь я, Гарри Дрезден. Насколько мне известно, я единственный чародей на планете, получающий значительную долю своего дохода за работу на силы правопорядка.

Я остановился и осмотрелся вокруг, проводя инвентаризацию.

Итак: два обнаженных тела, мужское и женское, сплелись в любовном объятии. Один маленький пистолет, незаконный в Чикаго, покоится в обмякших пальцах женщины. Два огнестрельных ранения в висок, по одному на каждого. Брызги крови образовали два пересекающихся конуса, еще больше крови впиталось в ковер. Тела чертовски смердели. После смерти с ними произошли некоторые весьма не романтические перемены.

Я прошел чуть подальше и огляделся. Где-то в квартире крутилась старая пластинка группы «Квин». Фредди Меркьюри задавался вопросом, кто хотел бы жить вечно. Пока я слушал, песня закончилась и через несколько секунд заиграла сначала, ностальгически поскрипывая и потрескивая.

Стены были покрыты фотографиями.

Я не имею в виду, что на стенах висело множество фотографий, как в доме у прабабушки. Я имею в виду – именно покрыты фотографиями. Целиком. Полностью покрыты бумагой.

Я взглянул вверх. И с потолком то же самое.

Я медленно обошел комнату, разглядывая фотографии. На каждой из них – вместе те мужчина и женщина, что лежали сейчас мертвые. Они позировали тут и там и выглядели нереально счастливыми. Я внимательно всматривался в снимки.